В октябре 2008 г. Молодёжный театр со спектаклем "Касатка" принимал участие в Международном театральном фестивале "Минифест" в Ростове-на-Дону. Чувство полета дают вовсе не крылья. Х Международный фестиваль Молодежных и детских театров «Минифест»
Это уже целая история — десять минифестов в Ростове — история, в которую время (а оно охватывает почти 20 лет) потихоньку вносило свои коррективы. Считайте, три детских поколения прошло через фестивали, и на самых первых присутствовала юная публика по существу еще докомпьютерной эры. Она увидела спектакли со всех концов света: Италии, Дании, Гватемалы, Америки, Японии, Нидерландов, Швеции, Бразилии, Бельгии, Франции, Кореи... Спектакли, которые разительно отличались от российских (во всяком случае, ростовских) формой, сценическим языком, манерой общения с залом.
Да что там юная публика! Со всего Союза (и из других стран) съезжались на ростовские минифесты театральные люди, и каждый спектакль давался дважды: один именовался фестивальным — ибо гости своим солидным числом перекрывали бы путь зрителям, а другой — для всех. И, действительно, спектакли шли на нескольких площадках города и были доступны всем желающим. Как и мастер-классы, семинары, обсуждения фестивальных работ.
По замыслу устроителей: Министерства культуры России, областного министерства, администраций города и области, Ростовского ТЮЗа — позже он стал называться Молодежным театром, с непременным участием АССИТЕЖ (а в 96-м году минифест проходил параллельно с XII Всемирным конгрессом ассоциации), небольшие по объему представления для детей должны были составлять афишу фестиваля. Поначалу так и было. Постепенно к зарубежным стали прибавляться отечественные театры, что справедливо. Театры были первоклассные — из Екатеринбурга, Самары, Санкт-Петербурга, Ташкента, Москвы, Ярославля...
На фестиваль, быстро ставший популярным, пожаловали полномасштабные спектакли. Им не препятствовали, хотя народ был обескуражен и, естественно, интересовался, каким детям предназначен, к примеру, немецкий спектакль «Желание сладостного удовольствия, преследующее меня даже во сне», который разворачивался среди зрителей, сидящих за столиками с угощением и вином, или привезенная из Челябинска шекспировская «Буря», которая к тому же заканчивалась глубоко за полночь.
Иные профессиональные критики, напротив, скептически относились к лапидарным зрелищам, полагая, что они просто удобны для поездок по всему миру с одним чемоданчиком для реквизита.
В действительности же все «за» и «против» решал художественный результат спектакля. Например, 20-минутная философская притча для детей «Выпуклый» польского театра «Вежбак» и не требовала большего времени. Она была полнокровна за счет плотности мысли и пластической ясности зрелища. Зрителей провоцировали на участие в финале — кто-то из них должен был догадаться и освободить артиста из-под наваленных на него корзин.
Нынче, как правило, то, что солидно именуют интерактивным общением с залом, — нехитрые приемы: либо шары кидают со сцены в зрительские ряды, либо обращаются к малышовой публике с важным вопросом: «Дети, куда волк побежал?»
На минифестах отсутствовал примитив: можно было присоединиться к бессюжетному спектаклю-игре; в другом спектакле актриса переговаривалась с залом, уточняя русские слова, вставленные в ее рассказ, нисколько не страдающий от этих импровизаций; на сцене рисовали цветными мелками, которые оказывались конфетами (вот, попробуйте!); просили зрителей сдвинуться то вправо, то влево, чтобы весь зал уместился на общем снимке — на память.
Ростов пережил подлинный театральный бум и жил от минифеста до минифеста, хотя последующие уже не состояли из одних шедевров. Можно было увидеть спектакли из разряда «так себе», но все равно каждый ждали с нетерпением, а театр, приехавший к нам вторично, встречали уже с родственной теплотой.
В 2004-м и 2006-м неожиданно для зрителей под маркой минифеста прошли совсем другие фестивали, состоящие из спектаклей, получивших «Золотую Маску» либо номинированных на нее. Благодарная публика не игнорировала их, хотя они явно были «из другой оперы».
Нынче решено было вернуться к первоначальной идее минифеста. В его программу, как и прежде, включили мастер-классы: для драматургов, для актеров, для руководителей театральных студий и организаторов внеклассной работы. В афишу фестиваля вошли спектакли четырех зарубежных и шести российских театров. Одни предназначались тому возрасту, в котором ребятишек еще водят в кукольный театр: «Тондо Редондо», «Маленькая Красная шапочка». Другие не лишали подростково-юношескую аудиторию глубины переживаний — например, «Царь Pjotr». А к третьим: «Касатка» и «Мелкий бес» — многие зрители обращали уже звучавший на прежних минифестах вопрос: «На каких детей они рассчитаны?»
.......
Не знаю, насколько внятна будет для сегодняшних зрителей полемика Сологуба со столпами русской литературы и, прежде всего, с Пушкиным (ее не исчерпать и не прояснить количеством портретов Александра Сергеевича на сцене — их три), но язвительные параллели со «Сказкой о царе Салтане» — смотрины у Рутиловых и с «Пиковой дамой» — явления княгини Волчанской — достаточно красноречивы. Литературных ассоциаций с «Касаткой» Алексея Толстого тоже предостаточно, но не в них дело. Знаменитый спектакль Семена Спивака в декорациях Марта Китаева и Михаила Платонова (Санкт-Петербургский молодежный Театр на Фонтанке) достался повзрослевшим зрителям первых минифестов в качестве фестивального подарка. Не бог весть, какая пьеса, и течение сюжета в ней предсказуемо. Мы видим, что первая пара: Маша и князь Бельский — никак не монтируется, потом — что и вторую пару: Илью и Раису — не связывают нежные чувства, и догадываемся, что с ними всеми произойдет. На чем же держится зрительский интерес?
На изяществе сценической формы, в которой лирическая приподнятость тут же обнаруживает ироническую подкладку. Она ощутима и в сценографии. Утрированному модерну гостиничного номера в первом действии вроде бы противопоставлена залитая светом, кружевная идиллия деревенского быта. Но ведь огромная кочковатая яблоня неэстетична (гипертрофированное представление о древе познания или просто об изобилии), и когда Илья с Машей дают волю своей страсти, играют бичами, точно приручая друг друга, а потом картинно, под грозовые всполохи, повисают на ветвях, сшибая яблоки, — во всей этой сцене есть усмешка над расхожим представлением о безумной любви.
А любовь все равно в «Касатке» есть, и естественная тяга каждого персонажа комедии к родному существу — тоже. Этой тоской по человеческому теплу пронизан спектакль, движение и дыхание которого подчинены идеально выверенному ритму. Поэтому так органичны в этой ритмической системе сцены с граммофоном, с полетом бумажного змея. Они передают атмосферу, настроение, состояние души тоньше, чем это можно было бы сделать на словах.
И артисты находят в природе лирической комедии такие нюансы, которые делают всю историю гораздо более полнокровной, чем в пьесе. Капризная Мария (Наталья Суркова), еще недавно бездарно изображавшая обиду в полной уверенности — ведь номер отработан! — что «дожмет» князя, окажется беззащитной перед натиском страсти и кротко попросит у Ильи минуту для объяснения, совсем не думая о том, как выглядит. А Михаил Черняк, довольно манерный в роли князя, неожиданно заговорит просто и грустно, когда придет к нему Раиса перед свадьбой в надежде услышать признание, а он и в мечтах не может допустить для себя счастья. Больше всех досталось аплодисментов Сергею Барковскому, который наделил Абрама Желтухина умением и приспосабливаться к обстоятельствам, и извлекать посильную выгоду, и терпеть, и льстить. В нем есть что-то от Аркашки Счастливцева, которого жизнь научила не благородничать попусту, но Желтухина подводит (а бывает, выручает!) сентиментальность. А то, как он на разные лады трижды поет «О соле мио!», выдает в нем человека отнюдь не элементарного. «Все животные имеют право на отдых», — вздыхает Абрам, и хочется, чтобы ему тоже повезло.
...Эмблема фестиваля — пестрая бабочка-клоун — в десятый раз взлетела над зрительным залом и уложена отдыхать на два года, до одиннадцатого минифеста. Успеют подрасти дети, которых сегодня возят в колясках, а ребята «хулиганского возраста», для которых мало что было в нынешней афише (и вообще для них редко что сочиняют в театре), может быть, не успеют по уши завязнуть в компьютере. Все-таки театр, при всех его виражах, объявленных и необъявленных кризисах, был и остается территорией любви. Здесь пробуждают у людей добрые чувства и поддерживают надежду на человеческую жизнь. «Когда бы не было надежд, на черта белый свет?» — так поется в знаменитой песне Булата Окуджавы. И вправду...
Фрейдлин Людмила
Журнал "Страстной бульвар, 10" №3-113, 2008 г.
)
