"Стеклянный зверинец" - это по словам самого автора "пьеса-воспоминание" о людях, которые не найдя соприкосновения с реальностью, продолжают жить в мире своих иллюзий. В Молодежном театре пьеса выйдет под названием "Синие розы". Так один из персонажей, Джим, однажды назвал главную героиню - Лору, говоря о ее уникальности, несхожести с другими… Главную роль в ней сыграет известная актриса театра и кино Эмилия Спивак. Именно она, со свойственной ей тонким театральным чутьем постарается воплотить знаменитый образ Лоры – девушки, отчужденность которой "достигает того предела, когда она, подобно стекляшке из своей коллекции, становится слишком хрупкой, чтобы жить вне полки". Спектакль Льва Шехтмана – попытка возвращения к душевным переживаниям и ностальгии, к тому, что всегда сохраняет свою ценность, несмотря на место, пространство и время.
http://spb.mmnews.ru/cultura/270.html

Хрупкий, лиричный, чистый “Стеклянный зверинец” принес Теннеси Уильямсу широкую известность. Это одна из самых пронзительных пьес драматурга, которого называют "американским Чеховым". Герои любят и страдают, пытаются отстоять право на воплощение своей мечты, стремятся противостоять той жестокой действительности, в которой они существуют. Постепенно накаляется обстановка под крышей дома, где собрались люди родные, но такие разные.
Пьесу "Стеклянный зверинец", давно заслужившую мировое признание и ставшую классикой американской драматургии не однажды ставили в нашем городе, были памятные спектакли в Ленкоме (теперь театр-фестиваль Балтийский дом), в БДТ. Сегодня персонажи Уильямса вышли на сцену Молодежного театра в постановке, которую придумала и осуществила команда талантливых людей. Лев Шехтман, прочитав несколько переводов пьесы, сделал свой собственный перевод, на его взгляд наиболее точнее передающий стиль драматурга. Это позволило сохранить в тексте авторскую игру слов и выбрать неожиданное название для спектакля. Художник-постановщик – дважды лауреат Национальной театральной премии и фестиваля "Золотая маска" Семен Пастух. Придуманная им декорация – это изящный стеклянный дом, за стенами которого обитает девушка Лора, по словам самого автора, "слишком хрупкая и подобная стекляшке из своей коллекции, чтобы жить вне полки". Лору сыграет известная актриса театра и кино Эмилия Спивак. Это будет очередная ее роль в родном городе и театре, после московской премьеры "Пышки" в МАХТ им. А.П. Чехова. В роли Джима О’Коннора – молодой актер Евгений Титов, известный многим по телесериалам, а любителям театра в первую очередь по талантливо сыгранному князю Мышкину в дипломном спектакле "Идиот" (мастерская Галины Барышевой, СПбГАТИ). В постановке Льва Шехтмана Титов предстанет в совершенно иной, новой для себя роли: звезды, "парня с обложки", который нежданно ворвался в жизнь тихой и скромной Лоры, чтобы подарить надежду или же отнять ее навсегда…
http://www.theart.ru/cgi-bin/performance_a.cgi?id=3803&txt=&pid=

Интересное обсуждение спектаклей Молодежного театра.
http://mondstrahl.livejournal.com/100478.html

Огонь, мерцающий в сосуде
«Синие розы» (по пьесе Теннесси Уильямса «Стеклянный зверинец»).

В уже упомянутом обсуждении критики отметили совершенно новое драматическое качество, в котором предстала актриса Эмилия Спивак в спектакле Молодежного театра «Синие розы». Здесь критики солидарны со зрителями, у которых спектакль пользуется неизменной популярностью и признанием.

Молодой журналист глянцевого издания намедни лихо припечатал пьесу Т.Уильямса «Стеклянный зверинец» и многочисленные «сентиментальные постановки, сводившиеся к «поплачем над калекой» и «хорошо, что у нас-то ноги в порядке». Строго, но несправедливо, ибо до спектакля Молодежного театра подобное обстоятельство особо не акцентировалось. В постановке Льва Шехтмана Лора Уингфилд впервые предстает ярко выраженной хромоножкой.
Режиссер решил пренебречь ремаркой автора: «На сцене этот недостаток должен быть едва заметен». Его явно занимает вопрос о том, «что есть красота» и, подобно поэту, он предлагает разглядеть «огонь, мерцающий в сосуде». Актриса Эмилия Спивак, эффектная и грациозная, не сопротивлялась такой трактовке роли: «Это история про то, что человек может иметь большой физический недостаток, но при этом – невероятную внутреннюю красоту».

«Стеклянный зверинец» на сценах северной столицы расположился всерьез и надолго. В 80-е годы в Малом драматическом театре (тогда еще не Театре Европы) шел дивный спектакль Генриетты Яновской, где центральной фигурой был Том Виктора Гвоздицкого, воплощавший драму больной совести, глубокий внутренний конфликт. Двойственность человеческой природы рифмовалась с двойственностью мира, портрет беглого папаши оживал и провоцировал Тома, становясь его пародийным двойником.

В 90-е годы на сцене БДТ шел спектакль американского режиссера, сознательно отдавшего игровое поле на откуп прекрасным артистам: Алисе Фрейндлих (Аманда), Елене Поповой (Лаура), Андрею Толубееву (Джим), Геннадию Богачеву (Том).

В 2006 году самую репертуарную пьесу Теннесси Уильямса поставил в Молодежном театре тоже американец, но русского происхождения, попавший в Штаты, как он говорит, «по распределению». Лев Шехтман – артист и режиссер, в первом качестве он снялся в фильме «оскароносца» Збигнева Рыбчинского «Лестница», а в качестве режиссера попытался переместить на американскую почву модель репертуарного театра, где и ставил драмы Уильямса.

Для постановки в театре на Фонтанке Шехтман сделал новый перевод пьесы, назвав ее «Синие розы». Синий цвет - вечерний, густой, интенсивный, такой колорит стал определяющим для стилистики спектакля, сообщив ей сильнодействующие и безотказные приемы.

В пьесе для одиночества, изгойства Лауры (Лоры) нет конкретных причин, кроме смятенного состояния души, того, что Уильямс называл испуганным сердцем. Отбрасывая психологические комплексы, иррациональные мотивы, порожденные болезненной самооценкой, делая героиню физически ущербной, режиссер, конечно, спрямляет конфликт. Тонкие, едва уловимые нюансы он переводит в визуальный, пластический ряд, в чем преуспевает, мощно используя сценографию, свет, музыку, хореографию.
Сценограф Семен Пастух, тоже русский американец, нашел весьма оригинальное художественное решение, воздвигнув на сцене стеклянную коробку, где происходят все события прошлого. Это и хлипкая домашняя крепость, и крепкая тюрьма для Тома, и мерцающая обитель воспоминаний с игрой зеркал, преломлений, и… дополнительное испытание для актеров, с которым, скажем сразу, они успешно справляются.

Пластический рисунок спектакля, разработанный очень подробно, колеблется между иллюстративностью и высокой символикой. Не находя опоры в жизни, Лора то и дело взбирается на табурет и, балансируя руками, пытается сохранить равновесие. Ее перемещения внутри стеклянной клетки составляют нервную, ломаную линию. А кульминация душевной жизни Лоры воплощена в танце, порыве освобождения от комплексов, страхов, власти тела (блестящая хореография Сергея Грицая).

В спектакле линия Лоры Уингфилд усилена изначально. Синие розы – это ее прозвище, знак непохожести на других. Роль стала заметной удачей молодой актрисы Эмилии Спивак. Героиня «Статского советника» и сериала «Тайны следствия», первые шаги на сцене она сделала сразу в больших ролях мирового репертуара – Дездемоны и Лауры (так привычнее называют героиню Уильямса).

Облик Лоры поражает хрустальной хрупкостью, она действительно напоминает фигурку из стеклянного зверинца, уже надломленную. Вновь вспоминается хрестоматийное стихотворение Н.Заболоцкого – по поводу того, что «сердце не игрушка». И в том, что его «сломали», нет злого умысла, хрупкий, суверенный мир Лоры рушится без малейшего насилия со стороны завоевателя – милого, обаятельного и очень земного Джима (Евгений Титов). Да, «погубил так неумело», но перед этим дал выход любви и красоте, полетному танцевальному всплеску, исчерпавшему душевные силы девушки.
Актриса не играет тему крушения иллюзий, ее героиня в них просто не нуждается, как и в способах ухода от реальности, она и впрямь существо иной природы, на нашей планете почти не обитающее, может быть, поэтому в ее коллекции мерцают не фигурки зверей, а зеркальные шары, пирамиды, сферы – образы каких-то иных миров.
Лора в спектакле – центральный образ, остальные персонажи воспринимаются в сопряжении, сопоставлении с нею. И если в давнем спектакле Г.Яновской двойником Тома был отец, то здесь искаженным отражением Лоры служит ее мать, интересно решенная Еленой Соловьевой. Эта Аманда живет в воображаемом мире, видит себя в образе светской дамы, неотразимой соблазнительницы, ее кокетство почти невыносимо, но объяснимо неизжитыми женскими страстями и мечтательностью. В воспоминаниях Аманды тоже не отличишь фантазию от реальности, которой она панически боится – еще одно испуганное сердце. Можно сказать, что Аманда – это Лора без стеклянного зверинца, чья поэзия подменена дешевой мелодрамой, мыльной оперой с драматическим финалом всерьез. Одна из иллюзий Аманды состоит в том, что она умеет жить и способна научить этому детей. Вполне привлекательная, моложавая, героиня Соловьевой по-настоящему жертвенна, все ее помыслы – о детях, но в самоотверженной битве за их счастье она энергично приближает катастрофу – душевный надлом Лоры, бегство Тома.

Есть в спектакле мизансцена предельной откровенности брата и сестры, близости на грани риска. Рискованный мотив дальше не развивается, но Том представлен, прежде всего, как родственная, неприкаянная душа, чей удел - вспоминать «лицо сестры в сиянии стекла». Образ решен тоже небанально, Тома играет возрастной актер Петр Журавлев. Этот одинокий, потрепанный жизнью человек существует в двух ипостасях – как ведущий, вспоминающий прошлое, и действующее лицо этого самого прошлого. Ему единственному дозволено существовать за стенами стеклянного павильона, где он печатает на старенькой машинке воспоминания о близких, оставшихся «под колпаком». Два воплощения героя сопрягаются живо, изобретательно – как в сцене, где он аккомпанирует на клавишах машинки монологу Аманды за стеклом, но порой все-таки странновато видеть, что романтические порывы юноши передоверены зрелому, пожившему мужчине. Чувство вины перед сестрой артистом не только проживается, но и, можно сказать, живописуется, это сознательное торжество яркой визуальности, режиссерская отсылка к концепции пластического театра. Туманное лицо Лоры глядит из уже недосягаемой глуби зеркал - эмоционально сильный, ударный, впечатляющий финал в красивом, стильном, эстетически выверенном спектакле. Финал сумрачен, но элегичен, печален, но не безысходен. Театр уповает на присутствие красоты, которая рано или поздно станет явной. Пусть даже эта скрытая, потаенная красота вдвойне беззащитна и эфемерна…

Татьяна Коростелева

03-05-2006 "Стеклянный зверинец" стал "Синими розами" - видеосюжет

http://www.rtr.spb.ru/vesti/vesti_2006/news_detail.asp?id=3236

Первая пьеса Теннесси Уильямса, некогда принесшая писателю головокружительную славу; эпизод из жизни замкнутой хромоножки Лоры, которую Уильямс фактически списал с собственной сестры, — по сути, недоразумение: приняла случайного гостя за суженого, принца на белом коне; минута счастья обернулась крушением иллюзий. Интимная история, опошленная многократно и для начала — самим Уильямсом, запродавшим публике сокровенное, как черту душу; затем — пошлость сентиментальных постановок, рекламировавших себя как драмы взросления и уроки толерантности, но в действительности сводившихся к «поплачем над калекой» и «хорошо, что у нас-то ноги в порядке».

Режиссер Лев Шехтман, темная лошадка (советский эмигрант, давно работает в США; известен у нас разве что как исполнитель одной из ролей в «Лестнице» Збига Рыбчинского — практически неизвестен, иначе говоря), совершил небанальный ход, обнаружив в пьесе иного главного героя — рассказчика Тома, альтер эго Уильямса. На роль, обычно достающуюся юношам, назначен немолодой и лысоватый Петр Журавлев: он — писатель, потасканный чудак в мятом пиджаке, и он же, не меняя пиджака, двадцатилетний Том, участник описываемых событий. Как будто другой Уильямс — из 70-х годов, после психлечебницы, больной, одинокий — сел за пишущую машинку, а в голову лезет старый сюжет, из темноты показываются призраки памяти и втягивают его в дела давно минувших лет.

Рискованный прием Шехтмана оказывается вполне оправдан актером Журавлевым, начинающим с напускного равнодушия и шаг за шагом обнажающим кровоточащую совесть, растерянность и скорбь своего героя. В его игре — истерика раздражительности, и это умно: гнев здесь защитная реакция от чувства вины и одиночества. Остальным персонажам повезло меньше: режиссер счел, что для призраков хватит гротескной зарисовки. Лора, вопреки ремаркам пьесы, из трепетной девы превратилась в полного инвалида: ходит враскоряку, а в мимике и жестикуляции читается намек на психическую неполноценность. Артистке Эмилии Спивак, у которой с ролями героинь не очень ладится, режиссерское задание пошло на пользу: она сыграла сосредоточенно и создала неожиданно объемный и убедительный образ беззащитной аутистки. А вот роль того самого несостоявшегося принца (дебютант Евгений Титов) решена как чистая функция, карикатура на супермена формата MTV: глупая мальчишеская развязность плюс кульбиты с баскетбольным мячом. Подобная хулиганская трактовка даже в чем-то обаятельна, — но в случае с Амандой, матерью Тома и Лоры, персонажем немаловажным, хулиганством, понятно, не отделаться. Жаль, до нее у режиссера будто руки не дошли — актриса Елена Соловьева тщетно пытается заполнить пустоту нагромождением мелодраматических клише. Раздражает и театральный евростандарт — невразумительные пластические экзерсисы, сопровождение реплик хлопками в ладоши, говорение хором, реминисценции из киноклассики: Лора смотрит сквозь тусклое стекло — это Бергман; ее брат вышагивает со свечой в руках — это Тарковский… Зачем Шехтману такие цветистые одежки, непонятно; возможно, он просто не уверен, что на родине его встретят по уму.

Андрей Пронин
"Афиша"
1 июня 2006 г.

«Синие розы» (по пьесе Теннесси Уильямса «Стеклянный зверинец»). Молодежный театр на Фонтанке. Режиссер Лев Шехтман. Художник Семен Пастух.

Не так давно начавшаяся мода на американского драматурга Теннесси Уильямса в Петербурге – городе, консервативном в своих пристрастиях и в одежде, и в культурной, и любой другой жизни – не проходит: «Трамвай желание», «Лето и дым», «Стеклянный зверинец». Последняя пьеса, по моим наблюдениям, вызывает самый устойчивый интерес у режиссеров.

«Стеклянный зверинец» БДТ (с Фрейндлих, Богачевым, Толубеевым) в свое время гармонично вписался в стилистику всех постановок Большого драматического: по-хорошему традиционных, академичных, основательных, и, если позволите так выразиться, качественных. После такого спектакля «Стеклянный зверинец» «Приюта Комедианта» показался самодеятельной работой, не вполне профессионально поставленной, оформленной и сыгранной. Что, правда, не лишило его самоценности: попытка осуществить на крохотной сцене театра постановку такой масштабной по значимости пьесы сама по себе заслуживает уважения.

И вот – новая премьера: «Синие розы» в Молодежном театре на Фонтанке. Специально, чтобы осуществить эту постановку, в Петербург из США приехал Лев Шехтман. Огромный вклад в то, как воплотить его видение в спектакль, внесли сценограф Семен Пастух, хореограф Сергей Грицай и художник по свету Евгений Ганзбург. Так что «Синие розы» – это тот редкий случай, когда авторство постановки принадлежит, как минимум, четверым художникам.

Семен Пастух создал на сцене стеклянный аквариум. В этом аквариуме-зверинце-доме существуют герои, в нем разворачивается действие. И даже когда исполнитель роли Тома (Петр Журавлев) произносит текст «от автора» за пределами аквариума на авансцене, его отражение в стекле «создает» ему двойника по ту сторону зверинца, так что он продолжает присутствовать и здесь, и там. Эффект отражений удачно используется в спектакле не один раз, но не нарочито, едва уловимо.

Кажется, что способ существования актеров «за стеклом» – в полупустом, почти лишенном признаков домашнего очага условном пространстве, – напротив, далеко не условный. Режиссер придумывает для них вполне бытовые действия: вот Аманда развешивает белье, вот вместе с Томом перекладывает постиранные сорочки из таза на стул. Удивительно, что «бытовизм» в условном пространстве не выглядит абсурдным. Вероятно, это происходит благодаря игре света в спектакле: именно при помощи света создается домашняя атмосфера, ощущение уюта.

Но вот неожиданно свет меняется, включается яркая белая подсветка пола. Меняется и способ существования актеров. Они начинают исполнять какой-то необычный танец. Это танго втроем – танго Аманды, Тома и его хромоногой сестры Лоры (Эмилия Спивак), в котором выражается вся суть их взаимоотношений, суть их любви и ненависти друг к другу. А потом оказывается, что это танго было всего лишь хмельным сном Тома. Он просыпается, и жизнь (как и стилистика игры актеров) возвращается в свое прежнее русло. Такое переключение из одного стилистического пласта в другой будет повторяться в спек­такле еще не раз. Этот второй, танцевально-пластический пласт очень выразителен, интересен. Но, к сожалению, пласт «бытовой» превалирует над ним, так что в спектакле не достает равновесия, гармонии. Возможно, причиной тому отсутствие должного опыта у актеров, выросших в психологической актерской школе и с трудом «переключающихся» на иной тип актерской игры.

Само по себе включение в ткань спектакля танцевально-пластических номеров может показаться не вполне оправданным. Но лишь на первый взгляд. Режиссер очень внимательно подошел к прочтению текста пьесы. Ее герои говорят о танцевальном зале «Рай», который находится неподалеку от их дома-зверинца. По вечерам из «Рая» доносятся звуки танго. Еще в этом танцевальном зале есть зеркальный шар, который, вращаясь, пускает «зайчиков». В спектакле стеклянный зверинец Лоры – ни что иное, как один большой и несколько маленьких зеркальных шаров. А ее любимый стеклянный «зверь» (в пьесе это единорог) – зеркальная пирамида. Когда пирамида разбивается (в пьесе у единорога откалывается рог, и он становится похож на всех остальных лошадок), она подменяется шаром – таким же, как все.

«Загадки» режиссера – танцы, шары, время от времени ярко загорающийся над домом-аквариумом месяц (олицетворение незримо присутствующего образа отца Тома и Лоры) – окончательно «разгадываются» лишь в самом финале. Шехтман выстроил спектакль так, будто бы все действие было ни чем иным, как сном Тома. Отсюда – и вплетение образов, навеянных «Раем», и некоторая нелогичность, абсурдность поведения героев (их танцы, пластические образы и композиции), которая присуща каждому сну. Такое решение спектакля изменяет смысл повествования, как бы перелицовывает его. Так умелые модницы перелицовывают старую вещь, стараясь при этом придать ей особенные черты, чтобы не быть похожими на других.

Ирина Хорохорина
"Петербургский дневник"
2006 г.
http://www.spbdnevnik.ru/?show=article&id=157

Абсолютно согласна с этими словами. Очень схожее впечатление.

Если честно, то "Стеклянный зверинец" - наименее всего цепляющая меня пьеса Уильямса, но я помню как когда-то спектакль БДТ с Алисой Фрейндлих произвел на меня сильнейшее впечатление. И , возможно, поэтому "Синие розы" , столкнувшись с подобными моими воспоминаниями, потерпели фиаско. Я не рисуюсь, не задираю нос в припадке снобизма, но через 10 минут мне захотелось уйти. И только конструктивные особенности зала не позволили мне это сделать.
Прямолинейный и примитивный символизм декораций не оставлял места фантазии, утрированная хромота Лоры порою раздражала( для чего? Ведь у самого Уильямса подчеркнуто - этот ее недостаток на сцене должен быть едва заметен. И не зря ведь! Проблема Лоры не в физическом недостатке, а в психологическом состоянии,в котором виновна прежде всего ее безумная мамаша)-, попытка выразить чувства героев в танцах - не произвели должного эффекта. Возникло лишь ощущение присутствия на концерте с отдельными, заведомо предсказуемыми номерами.
Однако, поздравлю себя, соврамши. Был на сцене один человек, за которым хотелось следить, которого хотелось слушать. Ради которого хотелось во весь голос крикнуть на Аманду. Ах , как жаль, что зритель в театре не может сказать : "Всем спасибо. Все свободны... А вас, Том, я попрошу остаться..."
И дело здесь не в предвзятости , не в особом расположении к Петру Журавлеву, хотя этот артист удивляет меня при каждой новой встрече, но в потрясающей искренности интонаций и понимании своего героя. Перемещаясь из аквариума на сцену и обратно, он превращается то в рассказчика, то в участника событий. И в том, и в ином качестве он, единственный, вызывал сочувствие.
Я не театровед и не критик, для меня , для зрителя, важно , чтобы в моей закостеневшей , циничной душе затронули нечто, что позволило мне вспомнить о понятии "сопереживание", "переживание за другого". За Аманду в данном случае переживать не хотелось. Кстати, найти десяток отличий от Соловьевой- Пернель из Тартюфа и Соловьевой - Аманды Уинфилд, не считая костюма и грима, весьма сложно. Можно было бы посочувствовать Лоре, но эта клоунада с хромотой...Ну, честное слово, коробила примитивность!... Или это был еще один пластический прием? Или постоянное карабкание Лоры куда повыше с попытками исполнения "ласточки" было призвано изобразить полет ее души?
Танцы... Танцы, отдельно взятые, очень интересные, но в спектакле казались несколько затянутыми. Кстати, ощущение неоднозначности сцены между братом и сестрой я приписывала лишь своей собственной испорченности. Но оказалось со мной все в порядке и эту же неоднозначность увидели и другие.

Меня можно обвинить в черствости и непонимании пьесы. Но я намеренно не стала вдаваться в разбор психологии каждого из персонажей , потому что после спектакля мне НЕ захотелось этого сделать .