В Молодежном театре на Фонтанке показали "Трех сестер" в постановке Семена Спивака. За век с лишним, что по всему свету играют эту пьесу Антона Павловича, какие только ее интерпретации не появлялись на сцене! Любой театрал с ходу назовет вам версии Немировича-Данченко, Товстоногова, Любимова, Ефремова, Волчек, Някрошюса. Кажется, а что еще мы можем узнать про жизнь семейства Прозоровых? Но сценическая версия "Трех сестер" Молодежного театра образца 2005 года оказалась почти сенсационной. А потому понятно, чем она вызвала критику тех, кто печется о чистоте классических традиций.

Конфигурация зала театра - отнюдь не классическая, но именно она и дала возможность выстроить все решение чеховской пьесы таким образом, что ты видишь ту самую жизнь на расстоянии вытянутой руки (художники-постановщики - Март Китаев и Михаил Платонов). И жизнь сия неуютная, как на вокзале, до которого никак не могут добраться сестры. Они на удивление молоды. Старшей из трех - Ольге (Екатерина Унтилова) - "всего" 28 лет. Режиссер молодость героинь разглядел и явил их зрителям в веселье надежд и состоянии ожидания. Только вот - чего? Наверное, радости жизни. И любви.
В спектакле Спивака жизнь начинается как игра, как шутка, но продолжается - чем дальше, тем надрывней - совсем в иной интонации. Веселое житье-бытье в прямом и переносном смысле происходит на чемоданах. Это - не тоска по лучшей жизни, а состояние любви. Или ее отсутствие. Актеры не стесняются играть чувство, которое Чехов так старательно прятал в подтекст, боясь открытого проявления. Оставаясь в рамках театра жизненных соответствий, режиссер Спивак щедр на самые разные театральные трюки и средства, чтобы мы, зрители, смогли прикоснуться к эмоциям тех, кто жил когда-то давно, лет сто назад. Чувство в его версии отношений большинства героев "Трех сестер" - это жажда быть вместе, жажда ощущать почти на тактильном уровне присутствие того, кого любишь. И невыразимый трепет тогда, когда любимый человек рядом. Чувство ширится, обращается в чувственность, но никак не становится пошлой страстью или интрижкой.
"Три сестры" - драма, которая длится долго. Биографическое время ее героев растягивается почти на пять лет. Семен Спивак вслед за Чеховым предлагает не торопиться, а попристальнее вглядеться в то, как исподволь уходит из жизни в прозоровском доме веселье и радость, как ожидание хотя бы каких-нибудь перемен становится идеей фикс. Тема Москвы слабо акцентирована режиссером в тех разговорах, кои ведутся на сцене. Зато разговоров о любви - целых пять пудов, тех самых, о которых когда-то писал сам Антон Павлович. Тяжесть их давления никак не ощущаешь поначалу. Ее Спивак растворил в подвижной пластике всех без исключения героев с помощью пения, танцев и игр. Иной зритель-профессионал возразит и мне, и Спиваку в том, что ТАК Чехова не принято играть. На память в таком случае приходит прочно укоренившийся в театральной практике канон исполнения чеховских текстов - раздумчивое, с многозначительными паузами произнесение слов и реплик и явной апелляцией в пустое пространство, зачастую вне общения персонажей друг с другом. Пауза становится как бы восклицательным знаком, вслед за которым зрители додумывают остальное. Так режиссер блистательно "додумал" вслед за Чеховым почти удавшуюся попытку Ольги поджечь и себя, и дом. И уже весь зал в напряженном ожидании следит за движением ее рук, зажигающих спичку. Лишь отчаянный крик Ирины спасает ситуацию.
Спивак не отказывается от чеховских пауз, но его актеры наполняют их не раздумьями, а совершенно конкретными действиями, зачастую лишь подчеркивающими внутреннюю суть отношений между героями. Вроде той тележки на рельсах, по которым то барон, то Соленый притягивают Ирину каждый к себе. Или постоянное чтение газет Чебутыкиным (Сергей Барковский). В этой версии "Трех сестер" никто не бездельничает. Даже старая нянька Анфиса (настоящий мастер-класс Натальи Дмитриевой в этой роли!). Жизнь наполняется в спектакле Спивака реальным содержанием. И за ней очень увлекательно следить, потому что зрители видят рядом с собою вполне живых и не скучных людей.
Общая метафора "Трех сестер" по версии Молодежного - томительное ожидание отъезда. Жизнь несется мимо сестер со скоростью курьерского поезда. И вот уже уходят вверх по лестнице военные, туда же последует и Тузенбах. А затем следует лучшая сцена спектакля - расставание Вершинина и Маши с отчаянной попыткой героини спрятаться в тот чемодан, что должен увезти с собою батарейный командир. Однако на это у него не хватает ни сил, ни решимости. Вершинин медленно заставляет Машу вылезти из своего убежища обратно. Бегство одной из сестер так и не состоялось.
По традиционному канону в соответствии с чеховским текстом здесь должна звучать музыка военного оркестра. В спектакле Спивака она отзвучала чуть раньше. Он оставляет на сцене только трех сестер. На их лица почти кинематографически падает свет из окон проходящего мимо железнодорожного состава. Так они и стоят, каждая в одиночку со своими горестями и мечтами, счастьем и надеждой. Поезд жизни ушел дальше по маршруту без трех сестер. Финальная реплика звучит почти шепотом: "Если бы знать... Если бы знать... Если бы знать..."
Семен Спивак предложил зрителям увидеть Чехова глазами человека двадцать первого столетия. В его интерпретации прочитанный таким образом классик оказался живым и нескучным автором, знавшим и писавшим о жизни и любви так много и так интересно. В новом столетии, где царят не только мобильники, sms-ки и компьютерные технологии, нашлось еще место и время для живых чувств, эмоциональных переживаний и напряженных раздумий.
Сыграть сегодня Чехова для любого артиста - вопрос профессиональной репутации. Но сделать его реплики и тексты реально живыми и живозвучащими - это уже вопрос интерпретации режиссера. Семен Спивак и его Молодежный театр в предлагаемых обстоятельствах своих творческих возможностей предложили версию, которая вряд ли кого-нибудь оставит равнодушным. И уже одно это обстоятельство есть свидетельство успеха коллектива и его лидера в постижении чеховского наследия.

Невское время

http://spb.mmnews.ru/mainnews/?id=21 (хорошая, добрая статья)

Чебутыкин (Сергей Барковский) — ключевая фигура спектакля, как и у Чехова, и это актерская работа значительного «удельного веса». Он и мизансценически выделен, несколько отъединен от всех персонажей. Его полюса — сакраментальное опустошительное «все равно» и сердечная привязанность к сестрам Прозоровым: отчетливо очерченные разорванные пласты его сознания, его вариант без-опорного, потерянного существования, свойственного здесь всем. Кажется, никогда так явственно не звучало отчаянное чебутыкинское «все равно»: ведь эта чеховская реплика вложена в уста и Маши, и Андрея, и Соленого, и Кулыгина…

Колея жизни разбита, рельсы никуда не ведут. В финале парабола виадука на втором плане сцены разрывается на части, развернутые в зал. Фигура сидящего Чебутыкина, вернувшегося с дуэли, оказывается на краю одной из платформ, как над пропастью. Исчерпывающая формула безмерной усталости и отчаяния — итог спектакля.

Надежда Таршис
http://j.rsl.ru/downloa....ex.html

Сергей Барковский о роли Чебутыкина в спектакле "Три сестры" Молодёжного театра на Фонтанке:

"Чебутыкин - очень сложная роль: во-первых, она возрастная, это уже серьезно, надо постараться так сыграть, чтоб ему было все-таки 60 лет, а не 50, и не, предположим, 70; во-вторых, это принципиально важная роль для пьесы и, наверное, для Чехова, так много смыслов замыкается на Чебутыкине; и в-третьих, роль штрих-пунктирная, он как-то выныривает и опять прячется в свои газеты, молчит-молчит – огромные зоны молчания, а потом вдруг разражается монологом, или какую-нибудь шпильку вставит. Все эти иносказания, Цицикары, та-ра-ра-бумбии… Это же наверняка все не случайно, вот мы и попытались найти, в чем необходимость такой якобы случайности.
В нашем спектакле Чебутыкин – человек, который закрыт. Мудрый, он прожил сложную жизнь, окружил себя неким коконом, прячется за газетку, ко всему относится с доброй иронией. Но со временем, когда нарастает напряжение, когда он чувствует себя изгоем в этом доме, ирония потихоньку превращается в сарказм, обрастает желчью, потому что жизнь-то цепляет и нельзя от нее закрыться газеткой. Его взрыв должен быть неожиданен. И в конце Чебутыкин выходит опустошенным, после этого бунта ему уже нечем жить. В последнем «и не все ли равно» – не равнодушие, а предчувствие конца".
Информация из Журнала "Молодёжка" №14.

http://ptzh.theatre.ru/2006/43/90/
Кажется, впервые в "Трех сестрах" в спектакле Семена Спивака нет тяги к прошлому, попытки сохранить дом, очаг, семейные традиции, но есть страстное желание жить - по-новому, по-своему, по-другому. Этим обусловлено многое в отношениях сестер - Маша и Ирина относятся к Ольге словно к зануде-училке: они любят ее, но посмеиваются потихоньку над ее привычками и словами. Попытки Ольги постоянно помнить об отце как будто наталкиваются все время на нежелание сестер помнить, потому что впереди - жизнь, полная радости и каких-то совсем иных переживаний. Ирина (Анна Геллер) вся светится ожиданием счастья. От начала до конца спектакля она предстает ребенком, который ждет не дождется чуда: день ее именин режиссер выстраивает как детский праздник - именинница, облаченная в подобие королевской мантии и увенчанная картонной короной, стоит на стуле и принимает поздравления ряженых рыцарей на деревянных лошадках - Тузенбаха (Александр Строев) и Соленого (Роман Нечаев), которые разыгрывают перед ней целый турнир влюбленных. А во время прощания с Тузенбахом, уходящим на дуэль, Ирина просто начинает плакать, по-детски размызывая по щекам слезы. И раздельно, ласково, словно ребенку, Николай Львович говорит ей, чтобы ему сварили кофе.

"Три сестры" Молодежного театра на Фонтанке - спектакль мучительный: его приходится переживать, его невозможно просто смотреть. Может быть, поэтому среди критиков есть у него немало противников: трудно сегодня при наших стремительных жизненных ритмах высидеть спектакль, идущий почти пять часов, подробно, пристально вникая во все происходящее - главным образом, в долгие, наполненные эмоционально паузы.
http://www.kultura-portal.ru/tree_ne....=771982

Мы видели в разных театрах разных Прозоровых: каменных баб, спортсменок в казарме, женщин из концлагеря. Однако красавиц, подобных звездам Молодежного, — нигде и никогда. Строгая красота Унтиловой, лучезарная юность Анны Геллер (Ирина), демоническая страстность Маши — Строговой — да что там говорить! Чувствую, в моих заметках на полях программки слишком много восклицательных знаков. Но ведь критический отклик застенчиво тянется за спектаклем!
http://www.cityspb.ru/entertainment/23006.html

Сцены из спектакля:

Три сестры (Светлана Строгова - Маша, Анна Геллер - Ирина, Екатерина Унтилова - Ольга)

Александр Строев (Тузенбах), Анна Геллер (Ирина), Роман Нечаев (Солёный)

Именинница, облаченная в подобие королевской мантии и увенчанная картонной короной, стоит на стуле и принимает поздравления ряженых рыцарей на деревянных лошадках - Тузенбаха (Александр Строев) и Соленого (Роман Нечаев), которые разыгрывают перед ней целый турнир влюбленных.

Поклоны после спектакля.

"Живут на полустаночке"

Семен Спивак поставил в Молодежном театре на Фонтанке спектакль по пьесе Антона Чехова "Три сестры". Смотрела ЕЛЕНА ГЕРУСОВА.

Трудно уже вспомнить, когда сложился этот критический обычай не принимать премьеры Семена Спивака. Оппонентов не устраивают, как правило, две позиции. Невнимание режиссера к деталям, и обычно эти упреки равно справедливы и досадны, потому что относятся к реквизиту, музыкальному оформлению и прочему, прочему, прочему, что в иных случаях создает безупречность стиля постановки. И что не так уж сложно было бы и исправить. Более существенным упреком оказываются претензии к интонации режиссерского высказывания. Между тем именно эта довольно беззащитная интонация, этот способ общения со зрителем и обращения с текстом и привлекает публику. На премьерах Молодежного бывает тесно даже сидящим на ступеньках. Словом, то, за что Спивака порицают, стоило бы отметить как его авторскую особенность. Режиссер, можно сказать, изобрел новый тип театра -- популярный психологический. Вот эта популярность, в рассуждении общедоступности психологического аттракциона в спектаклях Спивака, похоже, и огорчает критическую массу.

Чеховские "Три сестры" поставлены как агония семейной мелодрамы. Сцену художники Март Китаев и Михаил Платонов расчертили железнодорожными рельсами, тут же в доме Прозоровых и обрывающимися. На рельсах стоят чемоданы, столы, лампы. В Москву отсюда уехать явно невозможно, но и жить здесь как-то странно. Лирический смысл спектакля вертится вокруг темы неизбежной потери радостного и заботливого родительского дома и одновременно инфантильной и экзистенциальной неспособности построить свой.

Даже военные в спектакле Спивака не завоеватели, а мягкие, нежные и очень уязвимые люди. Соленый (Роман Нечаев) задирается вовсе не от грубости, а по-детски, от несчастной любви. И Вершинин (Валерий Кухарешин) оказывается не в силах сохранить нахлынувшую на него любовь. Губит его комплекс порядочности. Как и Тузенбаха (Александр Строев), казалось бы, такого рассудительного и спокойного, но столь же нелепо, сколь и неотвратимо уходящего погибать на дуэли.

Три сестры, хотя и лишенная опоры, но все еще семья. Ольга -- особенно убедительно и глубоко сыгранная Екатериной Унтиловой -- самая стойкая, хотя и забавно пьет валерианку, и в истерике безысходности поливает керосином этот милый дом. Откровенно женственная Маша (Светлана Строгова), самая резвая, но надломленная, и ее смелость чувств, а поначалу и провокативная легкость поведения, равны гибельному восторгу пропавшей уже в неудачном замужестве жизни. Младшая Ирина (Анна Геллер) будто просто-напросто роковым образом унаследовала от сестер это несчастье, невозможность начать собственную жизнь. Брат Андрей (Леонид Осокин) после недолгого миража семейного счастья с Наташей (Регина Щукина) одним монологом выдает вдруг такую свою дикую тоску и признание в неудавшейся жизни. Замечательно точно и просто сыгранный Сергеем Барковским Чебутыкин в спектакле Молодежного -- не просто милый, прикипевший к этому дому чудак-доктор, а часть его. И когда в чеховской пьесе он уходит с гарнизоном из города, в спектакле Спивака это его от семьи отрезают.

В спектакле Молодежного театра время от времени сестры роются в стоящих на сцене чемоданах, ища какую-нибудь мелочь. А оттуда летят и летят белые рубахи, как будто один за одним выбрасывают перед жизнью белые флаги. Но жизнь-то в их доме вошла уже в фазу стихийной и неуправляемой субстанции. И никакого смысла умолять стихию о снисхождении нет. Пусть в финале лестница родительского дома разрывается на три отдельные лесенки, а финальный монолог сестры произносят сурово и просто, как кодекс борьбы. Посыл ясный, но верится в него с трудом.

"Коммерсант"
09.12.2005
http://www.kommersant.ru/region/spb/page.htm?Id_doc=633908

"Три сестры" в постановке Семена Спивака -гениальный спектакль!

На обсуждении в СТД театроведы вспоминали и премьеру прошлого сезона – спектакль «Три сестры» в постановке Семена Спивака, сожалели, что этот глубокий, неоднозначный, многомерный спектакль временно не идет на сцене. В феврале спектакль возвращается на сцену Молодежного театра в прежнем актерском составе - Анна Геллер после рождения ребенка вновь выходит на подмостки в образе Ирины.
В известной степени это опять премьера.

Ставить сегодня классику, особенно Чехова – задача не из легких. Вполне справедливо, что драматургией Чехова, его полутонами, настроениями и бессюжетностью проверяется мастерство не только актеров, но в первую очередь режиссера. Услышать и суметь выразить, донести до зрителя тонкие, почти неуловимые чеховские мотивы – поступок, требующий, по меньшей мере, смелости.

Молодежный театр, давно зарекомендовавший себя приверженцем классической драматургии, выбрал одну из самых неоднозначных и загадочных пьес драматурга – «Три сестры». Дом Прозоровых, судьба этих людей, как и «часы покойной мамы» с их старинным музыкальным боем, уже давно превратились в настоящую театральную легенду. Каждое поколение смотрится в пьесу как в зеркало. Знаменитые режиссеры прошлого: Вл. Немирович-Данченко, Г. Товстоногов, А. Эфрос, Ю. Любимов открывали перед своим зрителем двери в этот дом, чтобы с помощью его обитателей что-то понять и осмыслить в самих себе. Вопрос о том, почему знаменитые чеховские сестры вечно стремятся в Москву и никак не могут туда уехать – почти риторический, и каждый режиссер решает его по-своему. Семен Спивак, взял за основу текст чеховской драмы, культурного мифа ХХ века, и поставил легкий, игровой, светлый спектакль о милых людях, которые живут, едят, пьют, носят свои чудесные платья и пиджаки, а между тем их жизнь незаметно рушится, какими-то неведомыми путями приходит к разладу и страшной необратимости. Точное попадание в чеховские интонации, в саму суть ускользающей жизни, когда не понятно, отчего «все так» получается, какие незначительные мелочи и неурядицы служат причиной большого несчастья, делает спектакль необычайно чутким к авторскому тексту, или вернее, подтексту и сообщает ему живое, неподдельное звучание.

Жизненное пространство, которое создали для сестер художники спектакля Март Китаев и Михаил Платонов, сложно назвать домом – чемоданы, лестницы, рельсы, стрелочники и железнодорожники, которые время от времени деловито постукивают по железу… - это мир без уюта и тепла, похожий на перевалочную станцию. Люди возникают из дыма проезжающих составов и финале так же исчезают в нем. Сами сестры кажутся здесь лишь временными постояльцами, постепенно уступая редкие островки домашнего уюта Наташе с ее разрастающимся семейством.

«Три сестры» для режиссера – это не игра с мифом, не попытка обнаружить или создать некий культурный интертекст из чеховского хрестоматийного сюжета. «Игры разума» здесь уступают место поискам духовности, что всегда было присуще устремлениям Спивака-режиссера, и чистой, открытой театральной игре, сосуществующей наравне с тем, что можно назвать «жизнью человеческого духа» на сцене.

Спивак любит соединять, казалось бы, разные театральные жанры, создавая спектакли, где смешное и печальное, курьезное и трагическое сплетено в неразрывной связи. Так и его «Три сестры» как будто балансируют между комедией, местами даже гротеском и драмой, оставляя по себе тревожное впечатление о какой-то нелепой, смешной и глубоко трагичной жизни. К примеру, потешный бой «белых рыцарей» Соленого (Роман Нечаев) и Тузенбаха (Александр Строев) на именинах Ирины, выглядит забавной интермедией к подлинному противостоянию соперников и напомнит о себе потом, в светлом, покойном финале, когда барон уйдет, чтобы не вернуться, а Ирина останется одна. И так во всем: в хмельной нервозности Маши, в клоунской развязности Соленого, в карикатурной позе Кулыгина et cetera… угадывается страх беззащитной человеческой души, по существу, бесконечно одинокой. Возможно, именно поэтому Спивак расставляет в спектакле неожиданные акценты, и даже в интерпретации такого канонического текста, как «Три сестры», обманывает ожидания зрителя. Ставя Чехова, как некогда и шекспировского «Отелло», он по-прежнему верен своей основной режиссерской идее, которую можно выразить шекспировскими же словами: «нет в мире виноватых». В силу этого убеждения малоприятные персонажи пьесы, такие как Наташа (Регина Щукина) и Соленый получились, в общем-то, милыми, беззлобными людьми, тоже по-своему нервными и несчастными, заглушающими ощущение страшной отчужденности. Она – «романчиком с Протопоповым», а он – отчаянным эпатажем.

В этом спектакле по-настоящему любят, любят глубоко и мучительно, трепетно и нежно, любят с надрывом и завистью, наконец, с горькой безнадежностью, любят так, будто в одной только любви и могут найти спасение, почувствовать опору. Но и любовь обманывает этих людей: располневший Андрей сбегает от жены в игорный дом, уезжает Вершинин, погибает Тузенбах, даже Кулыгин утрачивает веру в свое безоблачное семейное счастье с Машей…

Можно сказать, что разобщенность и одиночество стали лейтмотивом спектакля Спивака. Люди, живущие на чемоданах, на железнодорожном разломе, окруженные пустым и холодным железом, пытаются держаться друг друга, но, по сути, все они бесконечно одиноки. И внешне строгая, погибающая от неизбывной тоски Ольга (Екатерина Унтилова), и юная хохотушка Ирина (Анна Геллер) и совершенно удивительная, страстная, порывистая, в чем-то даже вульгарная Маша (Светлана Строгова). Эти три сестры, утратившие в постановке Спивака весь свой вековой романтический флер, лишены и вполне закономерной чеховской рефлексии.

В этом спектакле нет места несбыточным фантазиям и романтическим грезам. Переезд в Москву кажется очевидным и решенным делом, союз Ирины и Тузенбаха естественным и закономерным, а любовь Маши к Вершинину (Валерий Кухарешин) – неизбежной. Но почему-то постепенно в этой простой и ясной очевидности обнаруживается дурная закономерность «невозможности», «недосягаемости», «несбыточности» и всех прочих «не…», из-за которых остаются втуне все усилия и желания. Чеховские герои в новом спектакле Молодежного театра, в сущности, обыкновенные люди, с печалями и радостями, с тревогами, надеждами и верой в будущее, которые, может быть, более чутко и остро ощущают течение ускользающей жизни и оказываются перед сложной необходимостью решать вопросы о смысле и неразгаданности бытия...

Мария Аксенова