Недавно состоялась премьера спектакля, который сложно назвать студенческим. Но номинально пока это так. Если ещё вчера этих ребят знали не иначе как – курс С.Я.Спивака СПбГАТИ, в таких спектаклях, как «Три сестры» и «Дон Кихот», то сейчас уже запоминают их имена. После выпуска спектакля интересно было встретиться с мастером курса и исполнителями одних из главных ролей: Сергеем Яценюком (Джо Ферроне) и Денисом Хуснияровым (Феликс Телфинджер). И, поверьте, им есть что сказать.

Семён Яковлевич Спивак
-Поздравляю вас с первой самостоятельной премьерой ваших студентов.
-Спасибо.

-Семён Яковлевич, почему был выбран именно этот материал для постановки на сцене Молодёжного театра?
-Во-первых, там ситуация очень острая и я думаю, что обучение на острой ситуации имеет огромное значение. Во-вторых, там много ролей, они очень разные, что важно для студенческого спектакля. И мы всегда думаем о зрителе, а на этот спектакль он стремится – это уже видно.

-А в чём была специфика работы с киносценарием Н.Баера?
- Существует такая пьеса, так что мы работали не над киносценарием.

- Неизбежно сравнение этого спектакля с «Криками из Одессы» (спектаклем прошлого курса), как вы к этому относитесь?
- И тот и этот спектакли сильные, но разные…Всё зависит от курсов.

- К студентам такие же требования, как к «взрослым» артистам, или вы с ними работаете по-другому?
- Я к студентам отношусь как к артистам с первого курса. Это, наверно, очень плохо…

- Что сейчас получается, и чего ждёте от спектакля и ребят?
- Сейчас получается всё, только видна «работа», также было и в «Криках», и в любом другом нашем спектакле. Пройдёт спектаклей десять и внутренняя работа, которая пока видна – уйдёт, и он засверкает ещё больше.

-В «Метро» существует тема, в том числе социальной нестабильности, как в жизни и самих выпускников-артистов. Если не секрет, существуют ли какие-нибудь планы на будущее курса?
- Какие-то планы есть, но они пока туманные. Мы ведь строим новое здание, а в старом планируем продолжить свою работу и в том числе организовать «Центр молодой режиссуры». Для этого нужны артисты, особенно мы заинтересованы в молодых, поэтому какое-то количество людей, я думаю, останется в театре.
-Какие следующие премьеры можно ждать от курса и когда?
-Это сложный вопрос. Наш курс очень тяжело учился, входил в какую-то работу, они все очень талантливые изначально были…В Академии считается, что это один из самых фактурных, и внутренне, и внешне, курсов. Ведь их сначала было пятьдесят, а теперь осталось двадцать пять – было огромное сито. Как всякие талантливые люди, они индивидуалисты, им сложно соединиться вместе, раньше - только через меня, но сейчас уже начинают чувствовать друг друга и представлять из себя команду, а так были отдельные личности. На предыдущем курсе такого не было, люди были скромные, работящие. Эти же - индивидуалисты, всё им легко даётся, но и они талантливы (смеётся). А следующая премьера, если будет, то весной. Сейчас мой бывший студент, с того курса – Юра Филиппов ставит пьесу А.Галина «Крыша», он первый акт сделал, если успеет второй, то будем выпускать на нашей сцене.

Сергей Яценюк и Денис Хуснияров
- Во-первых, ребята, поздравляю с первой самостоятельной премьерой курса.
- Спасибо.

- От вас долго ждали спектаклей. По вашему мнению, почему зрители впервые увидели вас только на пятом курсе?
С.Я: Проблем и в жизни много, да и в творчестве их достаточно. Это же не от одного человека зависит, не моноспектакль делаем. Нас 25 человек, у каждого свои проблемы – заболел, уехал и так одно на другое накладывается, поэтому часто в спектаклях и замены были. Плотная работа над «Метро» в том числе и поэтому была где-то только год и два месяца. Существовало же много проектов ещё до «Случая в метро». Вообще, долго искали пьесу, которая подошла бы нам. Слава богу, нашли, и что-то уже получилось, а дальше, я надеюсь, будет только лучше.
Д.Х: Семён Яковлевич – режиссёр. И режиссер, который имеет свой театр. А это значит, что курс был набран исходя из этих соображений. То есть цель была не воспитать артистов и режиссеров «вообще», а воспитать артистов и режиссеров именно этой школы, именно этих взглядов. А это непростая задача. Не все и не сразу на нее откликались. Потому что при поступлении мы все пришли из своих жизней и со своими мировоззрением. А требуется длительное время, чтобы встать на те рельсы, которые нам прокладывает Семен Яковлевич. Поэтому, наверно, результат заставил себя подождать. Было много работ, одни не прижились, другие наоборот были очень быстро и успешно пройдены. Все они в итоге оказались очень полезными в процессе нашего обучения. Это «Событие» Набокова, «Трехгрошевая опера» и «Добрый человек из Сычуани» Б.Брехта, отрывки из всех романов Достоевского, «Полоумный Журден» Мольера, «Снегурочка» Островского. И вот, наконец, вы увидели «Метро». Работа шла спокойно и кропотливо. В этом и состояла цель. Семен Яковлевич не гнался за результатом, он искал процесс.

- Расскажите о своих персонажах. Как вы попали на эти роли?
Д.Х: После распределения было три состава. Я был в паре с Егором Кутенковым, мы начали репетировать, все как-то неплохо пошло и за нас «схватились». Самое главное в Феликсе, как я думаю, это то, что он сирота. У него нет родителей, вообще близких людей нет и, чтобы человек не пропал, его отправляют в военное училище. Большая вероятность, что после этого заведения человек не попадёт на улицу. И в метро он встаёт, потому что ему нечего терять. Человек, когда одинок, серьёзнее смотрит на вещи, мудрее, потому что за тебя никто ничего не подумает - жить надо самому. И почему он со сломанной рукой? Я думаю, по той же причине, наверно - он идёт против течения, а не в толпе. Феликс твёрдый в этом плане человек, отстаивает свои интересы, редко идёт на компромисс - делает так, как он считает. Я всё думал, а почему он не встал раньше в поезде? Во-первых, все мы люди и все боимся – в любом случае, не боятся только сумасшедшие. Во-вторых, Феликс нёс ответственность за Фила. Он же был у него в гостях, и друг поехал его провожать на вокзал. Волей неволей, если человек тебя провожает, ты несешь за него некую ответственность, если бы Феликс был один, то раньше бы встал. Хотя друзья ли они?! Филу просто нужно постоянное внимание, чтобы кто-то был рядом, а так как Феликс одинокий, он наверняка сказал: «а поехали ко мне на выходные». Вот такая поездка в гости в итоге обернулась трагедией.
С.Я: После первой читки я попал ролей на пять по распределению, одной из них был Джо Ферроне, и в том числе ещё Кэн Оттис и Арти Коннорс. Но как-то так совпали обстоятельства, что я всё время репетировал Джо и так им и остался.

-Попробуй всё-таки рассказать о своём персонаже.
С.Я: В жизни у каждого наверно бывают такие моменты, когда что-то выжигается внутри. Ты вдруг понимаешь, что тебе очень плохо. Внутри пустота. И в этот момент надо посидеть одному, закрыться в комнате и подумать, что я неправильно сделал, почему я сейчас один? И эти мысли куда-то приводят… Депрессия – это, наверно, поиск света для души, надежды. Внутри пустота и её надо чем-то заполнять. Я прохожу этот период сам с собой – наедине. А есть люди, которым не то чтобы не объяснили, а просто они в силу каких-то причин, может даже от них не зависящих, не знают, как выходить из этого. Джо знает, что он один и начинает привлекать к себе внимание, ему надо, чтобы его кто-то пожалел, хочется быть нужным. И вот он оказывается в вагоне метро, где вокруг много людей со своими проблемами, а ему надо себя «расшатывать», себя спасать, а понимания, что ты сейчас подпитываешься мраком или светом - нет, просто надо, чтобы что-то было внутри. И вдруг понимаешь, что ты к одному пристал – стал королём над ним, и как-то так хорошо, приятно стало, полегче. И когда издевался над ним - не думал, что ему плохо – мне было хорошо. И так всё по накатанной пошло и понимаешь, что уже переступил черту… А сколько в человеке чёрного, столько и белого, я надеюсь. И вот ты совершил зло, глупость, а что-то внутри тебя вдруг говорит: «Парень, ты что наделал?». И всё понимаешь, но возврата нет, на этой дороге одностороннее движение. Становится страшно до жути. Если говорить про Джо Ферроне - он не подонок. Джо понимает, что сделал. Но он не знает, как из этого выбраться, погряз по уши и теперь – иди до конца.

- Тебе, Серёже Яценюку, сложно жить с ролью Джо Ферроне? Как она повлияла на тебя?
С.Я: Зачем пишет хороший писатель? Чтобы что-то из себя «выбросить». Не срываться на близких людях. Лучше всё это на бумагу выплеснуть.. А у артиста так же, как у писателя. Я лучше буду выдавать всё это зло на сцене, чем потом буду приходить и унижать своих близких. Тем более, что моё поведение на сцене может заставить кого-то задуматься о жизни. Я считаю, что в этом плане мне очень повезло. Актёр – это же вообще нуждающийся человек. Зачем я иду в театр? – чтобы уйти от реальности. Это такое спасение, не нравится тебе что-то в жизни, не комфортно, не будешь же ты ходить и кричать об этом на улице: «Я ненавижу вас всех, вы неправильно живете!» – тогда ты сумасшедший. А если нет, тогда ты ищёшь другие пути самовыражения.

-Серёжа, ты очень быстро схватываешь все изменения в персонаже, добавляемые режиссёром на репетициях. Создается впечатление, что даже в неигровые моменты не выходишь из образа – мыслишь как Ферроне, а не Яценюк. Это так?
С.Я: На сцену заходишь и только часть тебя – Сергей Яценюк, в большей степени ты уже Джо Ферроне. И когда идут какие-то уточнения, замечания от режиссёра, то как актёр ты понимаешь и в этот же момент уже представляешь, как это делал бы Джо Ферроне. Тут сложно объяснить, не шизофрения конечно, но просто ты уже не Сергей Яценюк. Когда Семён Яковлевич говорит, то мозг включается: «ага, мне говорят, как актёру», как только он заканчивает фразу, вся информация уходит в тело и дальше уже не я, а Джо. Но, понимание, что ты на сцене, и всего лишь исполняешь роль, остаётся от начала и до конца.

- Опять же, даже на технических репетициях «Метро» ты выкладываешься не меньше, чем на спектакле. Это твой профессиональный принцип, или получается само собой?
С.Я: Я просто люблю то, чем занимаюсь. Не вижу разницы между спектаклем и репетицией. Репетиция – это 100% для меня, а на спектакле через два часа я хочу, чтобы это было и 100 % для зрителя. Это же кайф. Ну, вот любишь ты, например, плотничать – стулья делать. Не будешь же ты делать стул только когда на тебя люди смотрят, как ты красиво строгаешь (смеётся). Нет, ты просто любишь своё дело. В моей профессии есть возможность ощущать себя другим человеком, проживать чужую жизнь – это здорово.

-А вам самим когда-нибудь приходилось попадать или видеть подобные ситуации в жизни?
С.Я: Я думаю, любой парень попадал в такие ситуации, тем более я жил в таком районе в Омске, где всё это достаточно процветало. Приходилось быть и сильным, и нервным – заставлять людей бояться себя, чтобы не трогали.
Д.Х: Была подобная ситуация, но когда я находился в ней, я не понимал весь ужас, осознание пришло потом. Дело было на Грушинском фестивале, у каждого города был свой палаточный городок и вечером, пока люди уходили, обязательно оставался кто-то охранять. Мне было тогда лет 17 - я остался. И вдруг из соседнего лагеря прибегает парень пьяный в хлам, совершенно неадекватный, потом садится напротив меня и достаёт нож. В итоге оказалось, что этот парень в Чечне воевал и всех там потерял. Что-то мне подсказывало, что не надо никак реагировать, я с ним общался, как будто у него нет ножа. А у меня же ещё внешность – ярко выраженная, чёрт его поймешь - кто я по национальности? И тут из их лагеря вылетел парень ещё более здоровый, но менее пьяный, увидев ситуацию, он просто взял его за шкирку и отвёл к себе. Потом уже мне объяснили про Чечню, извинились. Не знаю, настолько это такая же ситуация, что и в спектакле, но по моим ощущениям – абсолютно. Тут, конечно, лично мне была угроза, а в вагоне… хотя тоже наверно мне. В итоге же он не только за себя встаёт.

- Вам важно понять, как выглядит спектакль не только изнутри, но и снаружи?
Д.Х: Конечно, важно, как всё в общем смотрится, но, оказывается, не совпадают некоторые вещи. У меня-то на сцене всё «включено» и Спивак кричит: «Классно!», но, когда смотришь, например, на видео – понимаешь, что представлял себе это иначе, что-то не совпадает. Но это может быть пока…Вообще, героизм и пафос, очень опасные вещи. Нужно очень мудро с ними обращаться, а особенно на сцене.
С.Я: Как спектакль выглядит для зрителя? Я в этом смысле полностью доверяю режиссёрам: Семёну Яковлевичу Спиваку и Марии Геннадьевне Мирош. Я стараюсь выполнить их задачи, а они увидят, как это подействует на зрителя.

- Но на репетиции, когда ты не участвуешь в определённой сцене, ты всё равно остаешься в зале. Почему?
С.Я: Это же тоже важно. Ты смотришь не ради того, чтобы понять - интересно это смотрится, или нет, а для самого процесса. Когда Семён Яковлевич даёт какие-то корректировки, что-то показывает, ты должен понимать, что видит он, зачем это делает, ведь актёр должен тоже немного быть режиссёром. И учимся мы на актёрско-режиссёрском, зачем тогда тратить время за кулисами, если можно посмотреть, как вообще строится спектакль – это тоже школа.

- По ощущениям реакция зала соответствует вашему пониманию спектакля?
Д.Х: Ты знаешь, нет. Во-первых, то, что строилось на стенке, вся первая часть – была наполнена юмором. Зал смеялся от каждого слова. Видимо перенос на большую сцену нам дался непросто. Сложно найти свободу существования, когда ты первый раз после студенческой студии оказываешься на сцене профессионального театра. Да еще при аншлаге. Ответственность. Но мы ищем. И я уверен, что найдем. Вообще, если быть честным, я пока не чувствую зал. Только на поклонах вижу людей, их заплаканные лица. Видимо этот спектакль как-то по-другому работает. Мы же привыкли, что у Спивака, если точно действуешь – зритель реагирует сразу, у него же всё построено: юмор-драма-юмор-драма и зал дышит всегда. А на «Метро» зал «спрятан» в себя, только в конце вижу слёзы и думаю: «ну, наверно попало». Идут разные отзывы, кто-то говорит: «Молодцы»; кто-то – что не хватает жести. Я могу по-разному к этому относиться, но есть режиссёр, а я в данном случае человек подневольный. Можно было бы напихать в каждую сцену ещё грубости, жестокости, но зачем? Зритель тогда перестанет чувствовать, думает Семён Яковлевич. Нужно дать зрителю чуть-чуть «отдохнуть», а потом снова погрузить в жестокость. Может быть, такой подход не к каждому спектаклю нужен? Не знаю. Люди, пришедшие 24-ого октября на премьеру, ждали чего-то другого, а « Метро» - это спектакль, который идёт вразрез со стилистикой Молодёжного театра. Он смелый, дерзкий, современный. «Метро» - очень жестокая вещь и обстоятельства в пьесе не обойдешь, и если делаешь такой материал – он должен быть правдивым.
С.Я: Я как-то не слежу за реакциями зала, т.е я их чувствую – смех или гробовое молчание. В какие-то моменты понимаешь, что «взял» зал. Конечно, его надо чувствовать. Но там 300 человек, каждый со своими проблемами, их всех надо объединить. Ну нет такого, чтобы: «да, всё, что я хотел, зритель сегодня понял». Но есть такие сильные моменты, когда ты что-то сделал, сказал, и все 300 человек поняли. И есть такое, достаточно личное, что тебе хочется сказать «на уровне глаз» – поймёт десять человек из трёхсот, и хорошо…

- Как вы относитесь к сравнению этого спектакля с «Криками из Одессы»?
С.Я: Мне «Крики из Одессы» очень нравятся, я их раз семь или восемь смотрел. Но у нас два совершенно разных спектакля. И говорить какой из них лучше - глупо. Оба с огромной энергетикой. Ну, сравнивают - и хорошо…
Д.Х: Я видел последние «Крики» - это шедевр. В кого не ткни – все точно работают, не меньше, не больше, и смеёшься каждые 5 минут, а потом плачешь. В этом спектакле настолько всё отшлифовано режиссером, временем, актерскими работами, что хочешь ты, не хочешь, а всё «выстрелит». В этом плане у нас спектакль пока зыбкий – не забит пока сваями, немного шатается. И в зависимости от того, как мы «впрыгнем» в него, так и сыграется. А по поводу соотношения спектаклей… Семён Яковлевич говорил, что первые 2- 3 года «Крики» были тоже в периоде взросления. Сейчас же спектакль работает по полной. Поэтому Спивак нам сказал, чтобы мы не переживали, «Метро» пока идёт так, как должно. Как говорит Семён Яковлевич, в премьеру он только рождает спектакль, а дальше он растёт, становится подростком, а потом уже зрелым. Поэтому я думаю, что у «Метро» будет такая же судьба, как и у «Криков» - очень на это надеюсь. Вообще, здорово, что предыдущий курс пришел в театр со своим спектаклем, и мы тоже. Да, наш спектакль более жесткий, но время другое, значит нужно об этом говорить, раз у нас возникла эта тема

- Денис, у тебя две профессии – актёр и режиссёр, ты уже решил, на чём в будущем поставишь ударение?
Д.Х: Конечно, я же поступал на режиссуру. Вообще у меня долгая обученческая жизнь. В 20 лет я вдруг понял, что хочу стать актёром, это всё вышло из моей любви к бардовской песне. Я пошёл в Пермский областной колледж, на актёрский курс не попал, зато взяли на режиссуру театрализованных представлений и массовых празднеств. Мне повезло, так как был очень хороший педагог по актёрскому мастерству – Татьяна Фёдоровна Малая, она училась у ученика Таирова. В 22 года я ушёл в Институт Культуры, потому что узнал, что набирают именно на театральную режиссуру. Там было всё уже более серьёзно. Мастером был Виктор Афанасьевич Ильев, который сам учился у Мальковского в ГИТИСе . Мы много работали над пьесами, отрывками, я сам много играл. Два года проучился там, а потом предложил другу попробовать поехать поступать в Питер. К Спиваку я поступал с переменным успехом – что-то получалось, что-то нет. Но я ему очень благодарен за то, что он взял меня.

- У тебя уже сложились определённые режиссёрские взгляды или ты ещё в поиске?
Д.Х: Учась у Семёна Яковлевича, сложно ещё понять, в какую сторону ты идёшь сам. Потому что настолько его школа, метод репетирования, философское мироощущение ещё непонятны до конца, что хочется сначала разобраться в этом. Хотя до поступления к нему я уже думал, что в какую-то сторону смотрю, есть свой способ, я могу сказать что-то артистам. А, поступив, понял – не могу (смеётся). С Семёном Яковлевичем интересно работать, в том смысле, что можно бесконечно копать. И как в притче сказано – должно быть четыре ступени общения с мастером и только на последней ступени ты его обходишь. На данном этапе я ещё чуть-чуть только пытаюсь приблизиться к его методу. А потом я думаю, само собой проявится моё направление. Но точно знаю, что я не Серебряников, не Жолдак. Мне интересно работать с человеческим чувством, поэтому театр Спивака, его взгляды – близки. Додин – слишком жестко для меня, я закрываюсь, ведь перестаешь чувствовать, когда драма-драма-драма. Спивак говорит: «Драма – это неправда, жизнь – трагикомична», по этому принципу он ставит свои спектакли. Не знаю, куда меня поведёт потом, в какую сторону, но сейчас мне очень комфортно в этом.

- Расскажите, что сейчас репетируете, ставите?
С.Я: Пока не буду ничего говорить, есть несколько проектов, если они реализуются, то хорошо.
Д.Х: Ставлю «Осеннюю скуку» Некрасова. После последнего показа Спиваку и обсуждения мы вдруг поняли, что той мысли, которая меня взяла перед началом работы, не хватит на весь материал. Должно быть что-то более глубокое, трогающее. Вообще, пьеса замечательная, некоторые даже пишут, что ей Некрасов предвосхитил Чехова. Материал классный, но противоречивый. Мы пошли лёгким путём – решили, что это комедия, но ошиблись. Это больше траги- , чем комедия. И сейчас спектакль получается уже совсем про другое. Переделываем совершенно всё. Раньше мы не понимали, что это не комедия – оказывается, барин не издевается над своими людьми, не проводит время, а по-настоящему не знает, как ему справиться со своим душевным одиночеством. Весна и лето в его жизни прошли. То есть у человека в жизни сейчас осень, а потом будет зима. Заново его жизнь не начнётся… А вторая работа – это «Жестокие игры» Арбузова, которая пока приостановлена. По-разному можно относиться к этой пьесе, понятно, что там много советчины, и вообще, эти люди жили другими вещами, пафоса много. Но история трёх ребят, которые живут вместе в комнате у Кая – это меня трогает. Я понимаю, что такое, когда пьёт отец и мать умерла от его побоев, поэтому интересно рассказать про Терентия. Понимаю Никиту, который окружен всем, кроме настоящих чувств. В какой-то степени я понимаю Кая, остаться одному в 20 лет…Предательство может быть хоть от кого, но только не от матери, а если от неё, то тут может сдвинуться крыша, что в процессе и получается. Слава Богу, что рядом с ним были близкие люди. Про это интересно рассказать. Но мы позволили себе переписать какие-то вещи, перекомпоновать, чтобы убрать советчину и т.п. Поэтому это будет спектакль скорее по мотивам «Жестоких игр». Но это всё в проекте, а для начала нужно выпустить «Осеннюю скуку».

- Почему вы выбрали эту профессию? Что для вас значит сцена?
С.Я: Для меня сцена – это как спасение. Я вообще достаточно замкнутый человек в жизни и друзей у меня – два человека, я не очень-то коммуникабельный. А на сцене совершенно другой – мне тут не страшно. Сцена – спасение, другая жизнь, которая мне нравится. Если бы не она, не знаю, что бы со мной уже было.
Д.Х: Я сейчас понимаю, что меня вело в эту профессию что-то, о чем остается только догадываться. По большому счёту, то, как я оказался здесь, для меня и других – загадка!

-То есть тебя привела сюда судьба, Бог?
Д.Х: Да. Я не верил раньше в Бога совсем. Но, как только я пришел на этот курс и стал учиться у Спивака – с первых занятий стал задумываться о Боге, религии вообще! Я понял, что без веры – ничего не будет, один на земле – ты никто. В этом смысле я Спиваку благодарен, что неосознанно он повёл меня за собой. Я стал по-другому думать и, может быть, только через несколько лет по настоящему пойму, в чём заключалась суть этой ситуации. А к сцене я отношусь, как к способу пообщаться с большим количеством людей одновременно. Наше поколение перестало чувствовать, как однажды сказал Семён Яковлевич и я просто хочу своим творчеством сделать так, чтобы у чуть большего количества людей, пробудились эти самые чувства.

http://www.mtfontanka.spb.ru/pro_stceniym/57_58_19_20/04.htm

Спектакль «Метро» идет всего полтора часа. А кажется – это пятнадцать минут в вагоне метро, в том самом, где едут все эти люди. И ты, как и они, не можешь ничего сделать, не можешь противостоять тому, что творится на сцене. Можешь только заглядывать в себя и робко спрашивать: а что бы ты сделала? А кого бы ты спасала – себя или незнакомых людей? Ответа не будет. И в спектакле его, по сути, тоже нет. Каждый решает это за себя.
История проста. Два пьяных парня входят в вагон метро, где находятся совершенно разные люди – пожилые супруги, влюбленная парочка, пьяный, гей, слепой музыкант с дочерью, два курсанта, учитель истории с недовольной им женой, бывший алкоголик, негритянская супружеская пара, молодая семья с годовалым ребенком. Два часа ночи, последний поезд. Джо Ферроне (Сергей Яценюк) и его дружок Арти (Иван Мартынов), уже изрядно поиздевавшись над прохожими на улице, решают продолжить веселье в метро. Вдоволь поглумившись над «голубым», стариком, влюбленной парочкой и наркоманом, они блокируют двери так, что теперь никому не выйти из вагона, пока Джо не позволит.
Это называется психологическая драма. Но где грань между игрой и реальностью, если реальность такая же, как спектакль? Если не хуже...
Два хулигана могут издеваться над кем-то одним сколько угодно - никто не встанет, не вступится, не поможет. "Моя хата с краю", - обычный обывательский девиз, что может быть проще. Но в результате пострадают все, это лишь вопрос времени и изощренной фантазии мучителей. И девиз дает трещину, рассыпается, ведь когда нападают на тебя - тебе хочется ждать помощи. А не от кого. Все такие же, как ты. Но это - только одна сторона медали.
В анонсах и рецензиях Джо называют подонком, мерзавцем, отморозком... Между тем Сергей Яценюк, актер большого таланта и такой же эмоциональности, играет "неоднозначного злодея". Он ходит по тонкой грани между "подонком" и "несчастным". Что угодно остается в душе после спектакля, но только не ненависть к Джо Ферроне. Жалость. Страх. Сочувствие. Но никак не ненависть.
Он не хотел, он действительно не хотел. Но: "Выпьешь - и легче как-то". Поиздеваешься - и вроде снова легче. А когда он осознает, куда зашел - слишком поздно останавливаться. И он решает идти до конца. Мне даже кажется, что он хочет смерти. Стоя с ножом в руке против Феликса (Денис Хуснияров), заступившегося за уже выходящую из вагона пару с ребенком, он с облегчением говорит "Ну, наконец-то!" И гаснет свет. И ты остаешься в темноте гадать, что случилось дальше. Конечно, эту фразу можно расценивать с точки зрения развивавшегося весь спектакль конфликта между Джо, которому терять нечего, и Феликсом, которому нечего терять. Что-то общее у них есть, вы не находите? Мне кажется, именно поэтому Феликс, в конце концов, встает против Джо, а Джо выбирает именно его.
Но я думаю, что фраза "Ну, наконец-то" звучит обреченно и облегченно одновременно. Джо понимает, что натворил, он осознает, что его ждет. Он находится за той чертой, где уже всё равно - жизнь или смерть. Отчего он напивается и идет с дружком развлекаться? Ведь не от хорошей, вероятно, жизни. Терять ему нечего - и находить ему нечего. У него ничего нет - и ему как-то легче, когда он с ножом и бутылкой виски. И умирать ему, наверное, было бы даже легче, чем жить. Пронзительно отыгрывает именно эту тему Яценюк. Или мне это померещилось?
Ему вдруг на секунды кажется, что он понравился девушке, и она стоит, гладит его, плачущего, по голове - утешал ли его так кто-нибудь до этого? Он на секунду - Ромео. Но всё разлетается на осколки. "Ну что, не нравлюсь я вам?" - и пронзительный взгляд в зал. И я понимаю, что не смогла бы ответить на этот вопрос никогда. Именно после этих слов он велит всем выметаться из вагона и открывает дверь. Наверное, именно тогда он осознает, что собой представляет его жизнь. Даже не этот маленький эпизод, а вот просто жизнь Джо Ферроне - попойки, девочки, разбой, наверняка, грабежи... Может быть, он даже понимает, что его уже ничто не спасет, и никто не вытащит из той ямы, куда он попал. И это - страшнее всего в спектакле. Во всяком случае, для меня. Эта отчаянная безвыходность человека, которого не надо бы жалеть. Почему же так страшно? Почему так пронзительно плохо? Почему Джо жаль больше, чем его заложников? Может быть, потому, что они, в конце концов, спаслись, а он уже не спасется никогда…

http://www.mtfontanka.spb.ru/pro_stceniym/59_60_01_02/12.htm

23.02.2009 | Итоги недели с Андреем Радиным
Новый спектакль «Метро»: «хэппи-энда» не будет

ВИДЕОСЮЖЕТ

«Скальпель актёра - это его воображение», говорят теоретики искусства. Русская школа - это школа переживания. Во всяком случае, так завещал Станиславский. С переживаниями у участников нового экспериментального спектакля проблем возникнуть не должно. Тема для мегаполисов вечная - уличная преступность. У каждого - своя история. Название спектакля звучит лаконично: «Метро». С одной стороны, ясно, что действие происходит в большом городе. С другой, метро - идеальное место для рассказа о фобиях.

Билеты дорогие, их не достать, и зрители сидят в проходах. Слово «успех» звучит формально. Особенно, если учесть, что на сцене Молодёжного театра режиссер Семён Спивак представил работу своего курса. То есть, это курсовая работа студентов театральной академии. Репетиционный процесс соединяется с педагогическим. А театр - с лабораторией социальных исследований.

В основе - американская история. Время - эпоха кризиса 30-х в штатах. Неудивительно, что этот материал запросто лёг на современную действительность. По сути, театральное прочтение фильма «Случай в метро» с Чарли Шином старшим.

Двое подвыпивших хулиганов врываются в вагон. А дальше начинается та часть, в которой нужно считать статьи уголовного кодекса. Набирается на два пожизненных заключения.

Семён Спивак, режиссёр:

«Тема меня очень волнует. Мы молчим, когда кто-то начинает себя вести таким странным образом. Раньше не молчали. Сейчас молчим. Вот мы и отвечаем на вопрос - почему мы не защищаем себя от бандита».

Дело тут не в виде транспорта. Просто дополнительный психологический эффект создает замкнутое пространство. Полное собрание страхов. Ощущение, в прямом смысле, «безвыходной ситуации».

Денис Хуснияров, актёр:

«Мудреешь как-то. Когда ты в ситуации, ты на эмоциях. А мы проанализировали ситуацию, и уже если подобные ситуации случаются - ведёшь себя осторожно. Всё благодаря работе, всё благодаря репетициям. В общем, помогает, естественно».

Наметить выходы - одна из целей такого театрального «исследования». Не секрет, что подобные сценарии могут развернуться в любой петербургской подворотне. Незаинтересованных на сцене, в зале и за пределами театра нет.

Семён Спивак, режиссёр:

«Да вот, у Технологического института вытащили пожилого человека из машины, били пожилого человека. Рядом стояли человек пятьсот. И никто не вмешался, не помог».

Эти звёзды как раз ездят в метро. Его знают по роли Кюхельбекера в фильме «1814». Новая работа - уже не о лицейских шалостях. Иван Мартынов каждый день спускается в петербургскую подземку. Самое серьезное его правонарушение - прыжок через турникет. Но в спектакле он играет опытного злодея.

Иван Мартынов, актёр:

«Для меня непонятно. Неужели никогда не наступит время, когда этих людей не будет больше?»

Иван живёт за городом, ездит на электричке. Один раз его избили, очнулся в больнице. В другой раз он подговорил пассажиров вагона, хулиганы поле боя покинули.

Иван Мартынов, актёр:

«Мы могли бы надавать им по мордасам. Мне даже немножко жалко, что этого не произошло. Я бы оторвался за всех униженных и оскорблённых».

Для обывателя противостояние добра и зла, особенно на материале Шекспира, выглядит абстрактно. Здесь всё по-другому. Искусство, как ему и полагается, заставляет взглянуть в зеркало. Это тоже не теория.

Сергей Яценюк, актёр:

«От дома - 5 минут до магазина, и не попасть бы так, что ты в больнице окажешься. Непонятно, кто тебя может защитить».

Никогда искусство не было так близко к реальности. Возникла даже идея устроить отдельный просмотр для сотрудников правоохранительных органов. Это точно действеннее, чем писать заявление. То, что режиссером определяется как сверхзадача, можно определить одним предложением: «если всё пускать на самотёк - «хэппи-энда» не будет».