Первая станция - "Метро" (отрывок интервью)
Сергей Яценюк.
-Во-первых, Серёжа, поздравляю с первой самостоятельной премьерой.
-Спасибо. - От вас долго ждали спектаклей. По твоему мнению, почему зрители впервые увидели вас только на пятом курсе?
-Проблем и в жизни много, да и в творчестве их достаточно . Это же не от одного человека зависит, не моноспектакль делаем. Нас 25 человек, у каждого свои проблемы – заболел, уехал и так одно на другое накладывается, поэтому часто в спектаклях и замены были. Плотная работа над «Метро» в том числе и поэтому была где-то только год и два месяца. Существовало же много проектов ещё до «Случая в метро», это и Б.Брехт «Трёхгрошовая опера», и «Событие» В.Набокова, но как-то они не пошли. Вообще, долго искали пьесу, которая подошла бы нам. Слава богу, нашли и что-то уже получилось, а дальше, я надеюсь, будет только лучше.
- Расскажи о своём персонаже. Как ты попал на эту роль?
- После первой читки, было много составов и я попал ролей на пять по распределению, одной из них был Джо Ферроне, и в том числе ещё: Кэн Оттис и Арти Коннерс. Но как-то так совпали обстоятельства, что я всё время репетировал Джо и так им и остался.
-Попробуй всё-таки рассказать о своём персонаже.
- В жизни у каждого наверно бывают такие моменты, когда что-то выжигается внутри. Ты вдруг понимаешь, что тебе очень плохо. Внутри пустота. И в этот момент надо посидеть одному, закрыться в комнате и подумать, что я неправильно сделал, почему я сейчас один? И эти мысли куда-то приводят… Депрессия – это, наверно, поиск света для души, надежды. Внутри пустота и её надо чем-то заполнять. Я прохожу этот период сам с собой – наедине. А есть люди, которым не то чтобы не объяснили, а просто они в силу каких-то причин, может даже от них не зависящих, не знают, как выходить из этого. Джо знает, что он один и начинает привлекать к себе внимание, ему надо, чтобы его кто-то пожалел, хочется быть нужным. И вот он оказывается в вагоне метро, где вокруг много людей со своими проблемами, а ему надо себя «расшатывать», себя спасать, а понимания, что ты сейчас подпитываешься мраком или светом - нет, просто надо чтобы что-то было внутри. И вдруг понимаешь, что ты к одному пристал – стал королём над ним и как-то так хорошо, приятно стало, полегче. И когда издевался над ним не думал, что ему плохо – мне было хорошо. И так всё по накатанной пошло и понимаешь, что уже переступил черту… А сколько в человеке чёрного, столько и белого, я надеюсь. И вот ты совершил зло, глупость, а что-то внутри тебя вдруг говорит: «Парень, ты что наделал?». И всё понимаешь, но возврата нет, на этой дороге одностороннее движение. Становится страшно до жути. Если говорить про Джо Ферроне - он не подонок. Джо понимает, что сделал. Но он не знает, как из этого выбраться, погряз по уши и теперь – иди до конца.
- Тебе, Серёже Яценюку, сложно жить с ролью Джо Ферроне? Как она повлияла на тебя? Как готовился?
- Зачем пишет хороший писатель? Чтобы что-то из себя «выбросить». Не срываться на близких людях. Лучше всё это на бумагу выплеснуть.. А у артиста, так же как у писателя. Я лучше буду выдавать всё это зло на сцене, чем потом буду приходить и унижать своих близких. Тем более, что моё поведение на сцене может заставить кого-то задуматься о жизни. Я считаю, что в этом плане мне очень повезло. Актёр – это же вообще нуждающийся человек. Зачем я иду в театр? – чтобы уйти от реальности. Это такое спасение, не нравится тебе что-то в жизни, не комфортно, не будешь же ты ходить и кричать об этом на улице: «Я ненавижу вас всех, вы неправильно живете!» – тогда ты сумасшедший. А если нет, тогда ты ищёшь другие пути самовыражения.
- Ты очень быстро схватываешь все изменения в персонаже, добавляемые режиссёром на репетициях. Создается впечатление, что даже в неигровые моменты ты не выходишь из образа – мыслишь как Ферроне, а не Яценюк. Это так?
- На сцену заходишь и только часть тебя – Сергей Яценюк, в большей степени ты уже Джо Ферроне. И когда идут какие-то уточнения, замечания от режиссёра, то, как актёр ты понимаешь и в этот же момент уже представляешь, как это делал бы Джо Ферроне. Тут сложно объяснить, не шизофрения конечно, но просто ты уже не Сергей Яценюк. Когда Семён Яковлевич говорит, то мозг включается: «ага, мне говорят, как актёру», как только он заканчивает фразу, вся информация уходит в тело и дальше уже не я, а Джо. Только это не схоже с шизофренией. Понимание, что ты на сцене и всего лишь исполняешь роль остаётся от начала и до конца.
- А самому когда-нибудь приходилось попадать или видеть подобные ситуации в жизни?
- Я думаю, любой парень попадал в такие ситуации, тем более я жил в таком районе в Омске, где всё это достаточно процветало. Приходилось быть и сильным, и нервным – заставлять людей бояться себя, чтобы не трогали.
- Тебе важно понять, как выглядит спектакль не только изнутри, но и снаружи?
- Как он выглядит для зрителя? Я в этом смысле полностью доверяю режиссёрам: Семёну Яковлевичу Спиваку и Марии Геннадьевне Мирош. Я стараюсь выполнить их задачи, а они увидят, как это подейтсвует на зрителя.
- Но на репетиции, когда ты не участвуешь в определённой сцене, ты всё равно остаешься в зале. Почему?
- Это же тоже важно. Ты смотришь не ради того, что бы понять интересно это смотрится или нет, а для самого процесса. Когда Семён Яковлевич даёт какие-то корректировки, что-то показывает, ты должен понимать, что видит он, зачем это делает, ведь актёр должен тоже немного быть режиссёром. И учимся мы на актёрско-режиссёрском, зачем тогда тратить время за кулисами, если можно посмотреть, как вообще строится спектакль – это тоже школа.
- По твоим ощущениям реакция зала соответствует твоему пониманию спектакля?
- Я как-то не слежу за реакциями зала, т.е я их чувствую – смех или гробовое молчание. В какие-то моменты понимаешь, что «взял» зал. Конечно, его надо чувствовать. Но там 300 человек, каждый со своими проблемами, их всех надо объеденить. Ну, нет такого, чтобы: «да, всё что я хотел, зритель сегодня понял». Но есть такие сильные моменты, когда ты что-то сделал, сказал и все 300 человек поняли. И есть такое, достаточно личное, что тебе хочется сказать «на уровне глаз» – поймёт десять человек из трёхсот, и хорошо…
- Как ты относишься к сравнению этого спектакля с «Криками из Одессы»?
- Мне «Крики из Одессы» очень нравятся, я их раз семь или восемь смотрел. Но у нас два совершенно разных спектакля. И говорить какой из них лучше глупо. Оба с огромной энергетикой. Ну, сравнивают и хорошо…
- Расскажи, что ты сейчас репетируешь?
- Пока не буду ничего говорить, есть несколько проектов, если они реализуются, то хорошо.
- Ты на репетициях «Метро »выкладываешься не меньше, чем на спектакле. Это твой профессиональный принцип, или получается само собой?
- Я просто люблю то, чем занимаюсь. Не вижу разницы между спектаклем и репетицией. Репетиция – это 100% для меня, а на спектакле через два часа, я хочу, чтобы это было и 100 % для зрителя. Это же кайф. Ну, вот любишь ты, например, плотничать – стулья делать. Не будешь же ты делать стул, только когда на тебя люди смотрят, как ты красиво строгаешь (смеётся). Нет, ты просто любишь своё дело. В моей профессии есть возможность, ощущать себя другим человеком, проживать чужую жизнь – это здорово.
- Почему ты выбрал эту профессию? Что для тебя значит сцена?
- Я лет с шести занимался музыкой – играл на фортепьяно и мама очень хотела, чтобы я был пианистом. Собирался поступать в музыкальное училище имени Шабалина в Омске, потом ехать в Новосибирскую консерваторию, вообщем, планов было лет на двадцать. А в 12 лет, мама почему-то решила меня отвести ещё и в театральную студию. Там как раз делали «Маленького принца», меня сразу попробовали, сказали: «мальчик хороший», погладили по головке и дали роль Фонарщика. Мне эта роль так понравилась - понял, что этот здорово. Тут начались скандалы с мамой, музыкой уже совсем неохота было заниматься, я понял, что мне нужен театр. Закончив школу, я поступил в Омский Государственный Университет на режиссуру, где проучился два года. А потом мой друг, Ким Дружинин предложил поехать в Питер, сказал, какие педагоги набирают. Я тогда подумал, что Спивак - это скрипач, не знал ещё, что фамилия по-другому пишется (смеётся). В конце концов, был выбор между Байрамкуловым, Казаковой и Спиваком. Я пошёл к Спиваку и, безумно этому рад. Но не было такого, чтобы с рождения я думал – театр это моё. Просто в какой-то момент, как раз когда, что-то внутри складывалось, понимание по какому пути идти – я попал в театральную студию и там меня заразили театром.
- Всё-таки, что для тебя значит сцена сейчас?
- Для меня сцена – это, как спасение. Я вообще, достаточно замкнутый человек в жизни и друзей у меня – два человека, я не очень-то коммуникабельный. А на сцене совершенно другой – мне тут не страшно. Сцена – спасение, другая жизнь, которая мне нравится. Если бы не она, не знаю чтобы со мной уже было.
