Санкт-Петербургская школа "Унисон" педагоги-режиссеры

Андрей Шимко – 1969 г.р., артист театра «Приют комедианта», театра «Фарсы», Александринского театра, «Комедианты». Работы: «Сирано де Бержерак», «Три сестры», «Дульсинея Тобосская», «Ромео и Джульетта» (спектакль - участник Шекспировского фестиваля в Польше), «Москва – Петушки», «Село Степанчиково» (номинант премии «Золотой софит»), «Гамлет» (номинант премии «Золотая маска»), «По ту сторону смысла» (спектакль - участник фестиваля современной пьесы в Бонне), «На дне» и др.

http://www.unison-school.ru/studying/theatre_directors.html

PRO-Сцениум № 3 (41) Март 2008 г.

Андрей Шимко: «Простая история» принца Гамлета.

Самым расхожим определением заветной мечты актера является, наверное, выражение «сыграть Гамлета». Наш собеседник - один из самых ярких петербургских театральных артистов «поколения 30-летних» - Андрей Шимко, в послужном списке которого Меркуцио и Пьеро, Венечка Ерофеев и Степан из «Белых ночей» Достоевского, Сирано и Санчо Панса, Тузенбах и Тригорин, и многие-многие другие ,Гамлета сыграл уже дважды: в спектакле театра «Приют Комедианта» «НЕ Гамлет» Владимира Сорокина (реж.постановщик А.Могучий) и в постановке пьесы Александра Радовского «Король и Принц, или Правда о Гамлете», осуществленной Александром Строевым на сцене «Молодежного театра на Фонтанке».
Пьеса Радовского, написанная в 1970 г. и высоко оцененная Иосифом Бродским, впервые увидела сцену лишь в прошлом году. Эта пьеса – взгляд с необычного ракурса на судьбы шекспировских героев – Является попыткой поразмышлять над вечными вопросами библейского масштаба и над проблемами, мучающими каждого из нас: неумение понимать и принимать другого, любить и прощать… Этот спектакль, яркий и неожиданный по форме, можно принимать или не принимать, но не заметить - невозможно…
Это – «простая история» принца Гамлета.

Андрей Шимко рассказывает:

Как-то Владимир Бычковский (прим.- автор музыкального оформления многих спектаклей Молодежного театра и Приюта Комедианта) сказал мне: «Андрей, ты играл разных Гамлетов, а настоящего - не сыграл». меня это заставило задуматься: а что такое настоящий Гамлет? Разве только созданный Шекспиром - подлинный? Я не уверен. Для меня любой персонаж, которого я сыграл «в образе Гамлета» - настоящий... Во-первых, удивительная случайность, что всех этих людей назвали именно Гамлетами, они совершенно разные. Их, конечно, объединяют неоднозначность образов и нежелание навредить миру, и черта, которую можно определить словами Шекспира: «Я был жесток, но это от любви!» …

В «Не Гамлете» Андрея Могучего мой герой - рефлексирующий, совершенно замкнутый, страдающий фобиями и страхами, из которых не может выбраться.

А в «Короле и Принце» Радовского Гамлет - совершенно адекватный человек, а не подросток, желающий отмстить. Он остро чувствует несправедливость всего произошедшего, и у него есть совершенно внятная философия. И мне это нравится.

После премьеры «Короля и принца» я прочел в «Петербургском театральном журнале» статью Марины Дмитриевской, которая рассуждала о том, что поколения зрителей ходили в театр, чтобы задуматься над веками существовавшей проблемой: «Быть или не быть». Теперь, дескать, нас от нее избавили…и «благодарим» за это Молодежный театр.

Но ведь до «Быть или не быть» была еще и Библия!!! Да, я в пьесе Радовского увидел именно библейскую тему. В первую очередь - рассуждения о нежелании убивать из мести. Например, в последнем монологе моего героя: «Ведь если я его убью, то кто убьет меня? Мой наследник?? Или моя жена???». В целом это, мне кажется, абсолютно прозрачная и очень внятная история о нежелании навредить. И мне эта позиция очень близка.

Эта пьеса - «простая история» и про любовь, и про невозможность любить, которая рождена непреодолимыми противоречиями между Гамлетом и его матерью. Ее измена с другим мужчиной (а мы склонны всегда обобщать: если одна женщина изменила, значит, все они одинаковы (смеется)) убеждает Гамлета, что и с Офелией будет то же самое. От подобных стереотипов, равно как и оттого, что есть рядом дурные примеры, мы часто теряем самых близких и в жизни….

Если же говорить о любви, то это нереализованная, быть может, до конца, любовь к Офелии, к матери. …И, конечно, запоздалая любовь к отцу, потому что мой герой вдруг прозревает: отец его любил, а сам он не отвечал тому взаимностью. И это острое ощущение вызывает в его душе какую-то бурю совершенно подростковых чувств: Гамлет выворачивает наизнанку свою душу, пытаясь понять - как же он смог не заметить такой огромной любви?!!!. Ведь у отца его и было-то в сущности, всего одно достоинство: он умел любить... «Вся наша мудрость пыль перед любовью»…

Правда, в пьесе есть еще такой момент: «расскажи людям о том, какая была правда». Если бы у Радовского не было претензии на то, что шекспировская история - неправда, а его - правда, мне кажется было бы менее претенциозно ... Я вообще не люблю пафос. И потому, получив роль, радовался, что это - совершенно другая история, и я не играю «памятник Гамлету», который был сооружен до меня многими артистами. Для меня мой герой - просто живой человек.

- А есть в нем что-то, вызывающее у вас отторжение?

Сложный вопрос… Потому что я всегда стараюсь оправдывать своего героя. Наверное, нерешительность и такое… «самокопание», что ли. Его «непродуктивность», нежелание даже попытаться что-то изменить, когда он видит, что и мать страдает, и Офелия… Он отталкивает из-за своей гордыни близких, и тем самым мать губит и Офелию …Пожалуй, именно это...

- Если посмотреть спектакль несколько раз, становится заметно, что немного смещаются акценты, возникают другие оттенки смысла. Каждый раз перед нами другой Гамлет. Что вы ищете?

А Вы знаете, не буду лукавить, что ищу чего-то. Я в последнее время стал очень доверять своей органике, себе как Андрею Шимко. Я ищу себя. Во-первых, мне самому не очень интересно играть то, что уже однажды сыграно. А во-вторых, это не и получится никогда… Построив однажды крепость, возвести ее второй раз невозможно. Ищу внятности для себя, удовольствия от того, что я САМ понимаю, о чем говорю. Ведь на первом представлении многое еще не понимаешь, даже на уровне текста. А когда проходит один спектакль, второй, третий, ты начинаешь эту роль чувствовать и отпускать себя. Вот тогда могут возникнуть невероятные вещи. Я получаю удовольствие от самого процесса.

- И если бы Вам предложили карт-бланш – Вы можете сыграть любого героя спектакля – Вы бы снова выбрали Гамлета?

Это был не мой выбор. Почему-то режиссер-постановщик спектакля Александр Строев увидел Гамлета именно во мне, мы с ним даже не обсуждали, могу ли я играть эту роль, надо ли мне это… Всё произошло быстро. Никто не успел даже испугаться. Было назначение и мы начали репетировать...

- А каков он – «режиссер-постановщик Александр Строев»?

Вы знаете, в нем нет позы: «вот я - Режиссер». Строев сам себя так даже и не «позиционировал». Естественно, когда он начинал репетировать, у него было некое видение этой пьесы. Он точно понимал, что делает, и эта точность давала возможность одушевлять достаточно жесткую структуру спектакля. Если бы в спектакле было много «необязательного», я не уверен, что родилась живая история. Обыкновенная, по словам Александра, история о том, как все не случилось…

Саша не любит долго репетировать (смеется), привык мгновенно находить какое-то первое ощущение (Семен Яковлевич Спивак всегда говорит, что нужно идти по первому ощущению, оно всегда правильное!). Строев берет это первое ощущение и пытается его тут же развивать, и нас он не отпустит, пока мы эту мысль не разовьем и к какому-то результату не придем. Практически за одну репетицию мы находили смысл сцены и даже разводили ее вчерне. Режиссер Строев – человек с огромным чувством юмора. И, при этом, с такой требовательностью к актерам и по-хорошему «упертостью». Артисты ведь понимают, что репетирует тоже актер, и эту историю можно было элементарно растащить на разные актерские «фуськи», но Саша «держал» нас, при этом давая нам существовать достаточно легко и подробно.
Репетировали в удовольствие!

- Тем не менее, спектакль приняли далеко не все театральные критики…

«Король и Принц» - сложный спектакль. Я сказал сразу, еще когда спектакль только выпускали, что у него будет сложная судьба …Так и получилось… О многом в этом спектакле можно спорить. Но, знаете, сколько людей, столько и мнений. Я считаю, что в споре никогда не рождается истина… Она у каждого своя. И это здорово.

- Кажется, больше всего критики спорят о «восточной теме» в спектакле и правомочности такой трактовки образа Горацио…

Мы решили это очень просто. Поскольку Горацио является другом и учителем - он этакий сенсей. У него должна быть необычная мудрость и восточное спокойствие. Понятно, что эту тему можно было развивать дальше и глубже. (А, может быть, и был бы перебор) Кстати, есть еще один аспект восточной темы, кроме самурайства Горацио. Это оригами. Занятие этим абсолютно мирным делом - еще одна из черточек, характеризующая Гамлета в этой постановке... Оригами, как я выяснил потом, когда мы уже выпускали спектакль, это символ ответственности за другого. Понимаете, если я дарю кому-то оригами, значит, я ответственен за этого человека. Мне кажется, что эти «японские пташки» только обогащают идею спектакля.

- А какому зрителю нужно обязательно посмотреть «Короля и принца»?

Я думаю, этот спектакль надо смотреть грамотным людям, которые разбираются в теме, а не в названиях, но, вместе с тем, избавлены от излишнего снобизма: «У…это же не Шекспир»… Конечно же, я не имею ничего против Шекспира. Шекспир – прекрасный автор!!! (улыбается Но в том-то и дело, что люди часто судят свысока от некоторой неосведомленности. Если бы они прочитали Шекспира как следует, для них Радовский не показался бы чем-то не соответствующим Шекспиру. И нет в этой пьесе претензии на то, что это новоявленный Шекспир!
Хотелось бы, чтобы приходили на этот спектакль люди чуткие, тонкие и понимающие. Этого хочется для любого спектакля, а уж для этого – особенно, ведь он довольно непростой…

Беседовала Анна Волькович

Мне кажется, что Булгаков писал пьесу о Дон Кихоте на заказ, то есть это не было его творческим вдохновением. А когда человек пишет заказное произведение, он всегда пишет немножко «на потребу». Я думаю, что внутренне Булгаков в некоторой степени сопротивлялся этому сюжету. И, конечно, это сказалось на результате. Пьеса получилась несколько иллюстративная, и порой нам приходится сложно: нужно очень много всего придумывать, чтобы в этих сценах найти объем.

Наверное, режиссеры, которые раньше брались за эту пьесу, не могли найти решение этой истории. Или же они были заложниками текста, написанного Булгаковым, и полностью доверялись ему. А в итоге упирались в немного «плосковатую» историю. Поэтому, чтобы не совершать подобной ошибки, мы, помимо мельниц, боремся еще с текстом Михаила Афанасьевича. Есть ряд стереотипов, которые связаны с классическим Дон Кихотом Сервантеса. И нам хотелось, отталкиваясь от текста Булгакова, избежать классического Дон Кихота: такого правильного, положительного героя, борца за добро. Он не совсем праведный. Стоит хотя бы прочесть название романа Сервантеса: «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский». Все-таки этот герой хитроумный, и его поступки не всегда праведные. Мы хотели оправдать такое его поведение и поняли, что он – ребенок, иногда капризный, жестокий, эгоистичный, он - человек, который играет в эту жизнь. Обыденность, серьезность, отрезвление для него убийственны. Ему необходимо пребывать в том состоянии опьянения, когда ты сам этот мир раскрашиваешь своими красками, и никто тебе не говорит, как нужно держать кисточку. Вот такую тему мы нашли и, мне кажется, наша трактовка будет отличаться от всех остальных. Мы уже сломали стереотип тем, что внешне я не имею ничего общего с распространенным представлением о Дон Кихоте. Зритель будет недоумевать, почему Дон Кихот такой невысокий. Но ведь Дон Кихота делает выше не рост, а его идейность, духовность, его стремление быть выше всех. И если в нашем спектакле мы добьемся этого, то к финалу уже никто не вспомнит о том, что я не похож на классического Дон Кихота.

Мне лично этот персонаж по-своему близок. Дон Кихоту ведь не просто живется, у него есть такой текст: «Страшная боль терзает меня, Санчо. Но я не жалуюсь, потому что рыцарям запрещено это делать». Мне по жизни бывает очень сложно, потому что я вижу много вещей, с которыми я не могу мириться, но и исправить их, в силу ряда обстоятельств, я тоже не могу. И мне приходится с этим жить, постоянно преодолевать в себе этот протест. А Дон Кихот – весь в преодолении трудностей. В пьесе есть момент, когда Дон Кихот говорит: «Моя цель светла. Я хочу всем делать добро и никому не причинять зла». У меня тоже есть своя светлая цель: чтобы люди чаще улыбались, слышали друг друга, видели друг друга. И если мои жизненные цели хоть как-то совпадут со стремлениями моего персонажа, то, думаю, из этого получится моя история.

http://www.mtfontanka.spb.ru/performances/Don_Quixote/akter.htm

(фото Нинельки)

В работе над образом хотелось избежать такого вот канонического представления о Дон Кихоте как исключительно о борце за правду и справедливость. Все не так просто, недаром у Сервантеса написано, что это хитроумный идальго, то есть не все его поступки так уж праведны и правильны. В этом персонаже меня трогает и мотивирует его желание жить, прорываться сквозь устоявшиеся правила, каноны, сквозь какой-то напускной серьез, выбираться из быта, из ада, который мы сами себе создаем. Мы ведь, как правило, не решаем проблемы, мы их создаем… Дон Кихот отвергает многие общие представления. Это можно сравнить с тем, как ребенок растет, растет, и в какой-то момент окружающие убеждают, что ему нужно стать взрослым. А все самое дорогое, что в нас живет - это все из детства. И когда у нас это детство отнимают, мы становимся, по сути, несчастными людьми. Вспомните, как Мюнхгаузен говорил: «Улыбайтесь, господа, потому что все глупости мира совершаются именно с серьезным выражением лица!» Мой учитель по философии Юрий Матвеевич Шор говорил: «Обратите внимание, что у мудрецов часто глупые лица. Это потому, что им легко думается, им не нужно напрягаться, делая умное лицо». И Дон Кихот – это непреодолимое желание быть вне этого взрослого, серьезного мира. Ведь убил Дон Кихота не меч Сансона Карраско, а глаза, которые он увидел. У меня есть такой текст: «Вот что вдруг стало страшить меня больше, чем острие вашего меча - ваш взор холоден и жесток. И мне вдруг стало казаться, что Дульсинеи вовсе нет на свете. Да, ее нет, но я все равно не произнесу тех слов, которые вы хотите у меня вырвать… Прекраснее её нет!!!» По сути, его убила рассудительность.
На репетициях Семен Яковлевич вспоминал про Моцарта. Ведь Моцарт легко жил, творил, играл, и вдруг пришел Черный человек и заказал ему «Реквием». И он попал в этот «Реквием». И погиб. Так и Дон Кихот: он жил не задумываясь, как надо жить по канонам, по правилам, он этих правил не знал. Да, он увлекся книгами, но ведь в нашей действительности иногда и впрямь лучше уйти в книги… И при этом сохранить любовь к жизни. Что может быть важнее просто жизни, возможности дышать, любить, страдать и быть светлым от этого страдания? Пускай не всегда все получается, но важно быть верным себе. Главное в нем - вот это непреодолимое желание верить во что-то светлое, прекрасное. Пускай он не всегда прав, подчас ему кажется, что он творит добро, хотя на самом деле совершает какие-то неловкие поступки. И многие принимают это за сумасшествие. Но нам со Спиваком кажется, что он большой ребенок, который открыт этому миру, способен удивляться ему каждую секунду, каждое мгновение. Мне мама как-то сказала гениальные слова: «Этот мир изменить нельзя, его просто надо увидеть. Как только ты его увидишь, он сам по себе будет в душе твоей меняться». Правда, это здорово, потому что мы в последнее время вообще перестали замечать мир вокруг, замкнулись в себе.

Мир Дон Кихота не совпадает с реальным, и в этом его прелесть, мне кажется, что это удел людей личностных - видеть мир по-другому, чем видят его все. Людей сильных - не физически, а духовно. Ведь сколько Дон Кихота бьют по спектаклю, сколько колошматят, а он выбирается из передряги. И если прибывает на постоялый двор, то говорит: «Нет, это замок!!! Сейчас опустят подъемный мост, протрубят, и мы войдем». Ему не хочется видеть только унылый постоялый двор, он все превращает в игру.
Конечно, когда Семен Яковлевич предложил мне эту роль, я растерялся. Понятно, что у меня не хватает и роста, и возраста… Сложился такой стереотип, что Дон Кихот долговязый, истощенный, пожилой человек. Но, знаете, мы поняли очень простую вещь: стоит ли гоняться за стереотипами и заботиться о внешнем виденном-перевиденном подобии. Главное то, что нам есть что сказать. Мы отказываемся от клееных бороды и усов, чтоб не получился на сцене какой-то сказочный персонаж. Это не демонстративный шаг, вот, дескать, мы презрели все каноны, просто мы хотим не памятник создать, а рассказать живую историю – про меня, про вас. Мой герой мне по духу очень близок, потому что мне все время приходится что-то преодолевать, выбираться, подниматься над обстоятельствами. Мне очень сложно живется в Петербурге, очень, и при этом на людях все время нужно быть счастливым, улыбаться, это больших душевных сил стоит. Но… Как говорит Дон Кихот: «Да, страшная боль терзает меня, Санчо, но я не жалуюсь, потому что рыцарям запрещено это делать».

Я отказался очень от многого, чтобы сыграть Дон Кихота. Потому что это роль всей жизни. Ее можно играть до конца жизни, она никогда не потеряет актуальности. Я надеюсь, что с каждым днем, с каждым месяцем эта роль будет все понятнее, всё глубже. Сейчас, я ее понимаю на одном уровне, а через год, мне кажется, буду играть, совершенно по-другому. Это большая школа – проверять себя через Дон Кихота, всегда… Спасибо за это Семёну Яковлевичу Спиваку, моим замечательным партнёрам по этому спектаклю и Молодёжному театру на Фонтанке.

Он сыграл главную роль в спектакле режиссера Андрея Могучего, который восстановил «Не Гамлета» – скандальный постмодернистский памфлет по пьесе Владимира Сорокина «Дисморфомания». После полутора лет перерыва, пока спектакль не играли, пришлось внести в него изменения, вызванные внешними обстоятельствами.

Как спектакль выглядит после восстановления?

Нам всем было приятно вернуться к нему. У каждого из актеров появился новый опыт, который не мог не отразиться на героях. Например, Наташа Шамина, с которой у нас на сцене любовный дуэт, в реальной жизни стала мамой. Материал как будто отлежался внутри нас, и теперь нам удается сделать его более значимым, точным в деталях, что придает каждому образу больше глубины.

А сюжета изменения коснулись?

Не столько сюжета, сколько трактовки персонажей. Например, мой герой в первой редакции не мог принять того, что женщина готова положить к его ногам всю свою жизнь. А теперь он готов быть с ней, хотя и не сразу.

В разных спектаклях вы играете и Гамлета, и неГамлета. Что сложнее?

Когда речь идет о роли, связанной с вариациями на тему Гамлета, самое сложное – показать, что это живой человек, а не памятник.

http://www.sobaka.ru/index.php?path=magazine/article/more/1444