А. Н. Островский. «Шутники». Театр «Русская антреприза им. А. Миронова».
Режиссер Юрий Цуркану, художник Олег Молчанов

В Москве на Малой Ордынке сохранился небольшой деревянный дом, в котором родился А. Н. Островский. Бесхитростная обстановка, дощатые низкий потолок, пол и стены, маленькие комнаты. Из-за тесноты — ощущение какой-то игрушечности. Почти кукольный домик.

В похожих домах — быть может, чуть больше или чуть меньше, побогаче или, напротив, победнее — обитали жители этой особенной части Москвы, «города в городе» — Замоскворечья. В похожих домах живут и персонажи Островского, герои пьес «Шутники» и «Пучина».

Крошечная сцена театра «Русская антреприза» в «Шутниках» становится еще теснее. И хотя основное действие спектакля разворачивается во дворике дома Оброшеновых, то самое ощущение, которое возникает внутри дома Островского, не покидает и здесь, в этом почти сплошь деревянном пространстве, ограниченном покосившимся забором и ветхим крылечком, увитым цветущей сиренью. Но, как говорится, в тесноте, да не в обиде: здесь светло, даже как-то лучезарно, внешне — вполне счастливо. Лишь изредка, когда мимо проезжает телега или коляска, сюда из-за забора выплескивается грязная вода (видимо, из придорожных луж) — будто грязь, пошлость, злоба и обиды внешнего мира неожиданно врываются в замкнутый мирок Оброшеновых, бережно охраняемый главой семейства. Павел Прокофьевич (С. Барковский) готов и укрыть собой близких от этих брызг, и поступиться собственным достоинством, стать шутом, паяцем — лишь бы получить от какого-нибудь благодетеля хоть копейку. Он кукарекает и кудахчет; надев мундир, ползает на коленях перед купцом Хрюковым (В. Матвеев), изображая верного солдатика… «Сначала самому не сладко было, а потом привык. …Рожа какая-то обезьянья сделалась», — говорит Оброшенов старшей дочери Анне Павловне, которую нередко, путая, называет Верой — все мысли отца семейства сейчас о младшей дочери и о ее замужестве. Впрочем, забота о Верочке не мешает Оброшенову называть лицо любимицы «рыльцем» («Рыльце-то сюда высуни»). Юрий Цуркану обыгрывает эту сказанную впроброс героем Островского фразу и фамилию одного из персонажей — Хрюков. Анна Павловна (К. Каталымова) в начале спектакля расписывает копилки в виде хрюшек. В такую копилку, как плату за свое плохое поведение, бросит мелочь Саша, жених Верочки (В. Крылов), придя мириться с невестой. Туда опустит несколько монет будущий муж Анны Павловны. Он же, в момент объяснения, в порыве отодвигая копилку, бросит то ли в адрес этой свинки, то ли Анне: мол, не мешайся тут, отойди. Верочка нарисует на заборе мелом портрет жениха — голову поросенка…

Создавая похожее на игрушечное пространство обитания своих героев, режиссер и самих персонажей делает похожими на кукол, наделяет их марионеточной сущностью. Оброшенов, готовый ради денег плясать под чью угодно дудку. Фарфоровая куколка Верочка (Анна Павловна назовет сестру своей куклой, которую будет наряжать). Саша — марионетка, за чьи веревочки дергают и Оброшенов, и Верочка, и приятели-шутники, между прочим сами напоминающие больших куклол (один из них очень похож на игрушечного дьявола в черном цилиндре и плаще на красной подкладке). Забавно, что и конверт, найденный Оброшеновым, назвали бы сегодня «куклой».

Как реальный мир Замоскворечья времен драматурга похож на игрушечный, так и мир его героев часто и игрушечный, и сказочный, и даже в каком-то смысле фантастический (чего стоят одни сны Бальзаминова). Однако при этом Островский — подробный бытописатель замоскворецкой жизни.

Вот и Цуркану, с одной стороны, пригодился опыт постановок сказок и кукольных спектаклей. Смешные персонажи-куклы, декорации, костюмы, иногда музыкальный ряд чем-то напоминают детские кукольные мультфильмы. Такой подход дает режиссеру возможность открыть второе дно пьесы: как уже было замечено, в каждом из героев «Шутников» Островского Цуркану подмечает черты марионеток. С другой стороны, создавая такой кукольный, «невзаправдашный» мир, Цуркану насыщает действие массой жизненных, бытовых подробностей и мелочей. Вот Оброшенов собирает гвоздики, которые еще могут пригодиться в хозяйстве. Вот Верочка говорит Саше, что любит его, пуская через соломинку пузыри в чашке молока. Вот взволнованный Саша машинально проглатывает сваренное вкрутую яйцо, которое дала ему невеста. Вот «искуситель» Хрюков обстоятельно чистит наливное яблоко, которым угощает Анну Павловну. Вот Оброшенов, когда Анна сообщает ему о непристойном предложении Хрюкова пойти к нему на содержание, чтобы скрыть свои чувства, свою боль, унижение, сокрушается после того, как «случайно» раздавил сырое яйцо в кармане (пожалуй, одна из самых сильных сцен в спектакле). Вот Верочка выходит из дома в платке, накинутом на лицо, — так, играя, она скрывает свой стыд, стеснение и обиду на провинившегося Сашу. Вот Оброшенов льет из фляжки спиртное на Сашину занозу, а Саша, который как раз рассказывал о том, как «шутники» кричали ему вслед, истошно вопит. Подробно прорисована жизнь Сытного рынка, где происходит часть действия. Детально разработана звуковая партитура спектакля: городские незатейливые романсы, пронзительная песня, которую под шарманку поет девочка-побирушка — «двойник» Анны Павловны, шум голосов, доносящихся с рынка, едва уловимое ухом пение птичек, слышное во дворе Оброшеновых…

Финал «сказки» должен быть счастливым. Действительно, казалось бы, в «Шутниках» все разрешилось благополучно: Хрюков оценил по достоинству Анну Павловну и предложил выйти за него замуж, так что и деньги теперь у Оброшеновых будут, и шутить над ними никто не посмеет. Но в этом сказочно счастливом финале пьесы Островского Цуркану обнаруживает червоточину. Анна Павловна, на протяжении всего действия, пожалуй, единственная сохранявшая независимость, свободу, ни в чем не проявившая «марионеточную» сущность, в финале, нарисовав близким картину их обеспеченного будущего, остается на полуосвещенной сцене одна. За ее спиной появляется нищая девочка с шарманкой, и Анна Павловна, слушая ее песню, будто оплакивает свою дальнейшую судьбу, свое грядущее «счастье».

Ирина Хорохорина
Фото В.Постнова
"ПТЖ" №4 (46), ноябрь 2006 г.
http://ptj.spb.ru/archive....cirkanu

Из альбома Хорошие люди и Ю.Ю. с ними

7 августа 2010

http://fotki.yandex.ru/users/dobrovclub/view/304975?page=3

.......

В романной полифонии пьесы Андреева Цуркану укрупняет драматическую структуру. Это здесь не концепция, не навязанное пьесе решение. Режиссерский дар, по-моему, раскрывается в способности предпочесть умыслу — Промысел, довериться движению той жизни на сцене, что родилась здесь и сейчас, поняв и усилив при этом ее художественную перспективу. Просто таким случился «расклад» ансамбля, хор авторских голосов в спектакле Цуркану (надо ли говорить, что актер в настоящей режиссуре всегда автор, соавтор?). Потому что Рудольф Фурманов, обладающий несомненным «чутьем» на актера, пригласил на роль Ольги именно Полину Толстун. И потому что вырос в спектаклях того же Цуркану Сергей Дьячков.
И потому, конечно, что одна из главных ролей в «Днях нашей жизни» досталась Сергею Барковскому. Не было бы России трагической — не увиделась бы Россия ясная и покойная, об этом писал в очерке 1951 года упомянутый уже Борис Зайцев.

Онуфрий Сергея Барковского, университетский приятель Глуховцева (хочется добавить: «вечный студент»), больше других в спектакле Цуркану видится человеком из той России, покойной и ясной — хотя и на пороге трагедии. В нем узнаются, конечно, и неунывающий, сколько ни битый судьбой, приживал Желтухин из лирико-комедийной «Касатки» Молодежного театра, и чеховский интеллигент, чуткий ко всякой человеческой нетонкости и неделикатности, иногда не по-чеховски взрывающийся в ответ на нее почти «достоевским» внутренним бунтом, как в сцене с дворником на бульваре (этот бунт мне, признаюсь, не по душе, он мельчит героя). Но чаще все неприятности и неделикатности Онуфрий Барковского «заговаривает» шутками да каламбурами, на что вообще-то немногим чеховским героям хватает духу — как и из нас немногим.

О том, что Сергей Дмитриевич Барковский — артист милостью Божьей, вряд ли нужно уведомлять читателя журнала. Мою радостную новость: «Барковский сыграл свою лучшую роль!» — прекрасно парировала Лина Ароновна Попова, мама покойного петербургского критика Леонида Попова: «А это возможно?» То есть — а может ли быть лучше того, что этот артист до сих пор играл? Барковский любим. Петербургским театром — режиссурой, партнерами, публикой — с избытком востребован его щедрый, солнечный комедийный дар, его тонкая лирика. Но до сих пор все еще мало поддержан его драматический голос. Дорого замечание Н. Таршис о пушкинских моноспектаклях Барковского: «оркестровано на уровне оригинала» — речь здесь не только о поэзии, лирике, но и о трагизме пушкинских текстов и судьбы.

В Юрии Цуркану Барковский нашел режиссера, который не только расслышал глубокую серьезность этого артиста в полифонии актерского ансамбля (это случалось и в «Днях Турбиных», и в «Трех сестрах» Семена Спивака), но и поддержал ее режиссерской драматургией спектакля. В этой своей серьезности Барковский сдержан — дар большого художника, — печаль же его неизменно светла. И этот его объем, и диапазон, способный расширять горизонты всей сценической партитуры, в «Днях нашей жизни» впервые, кажется, прозвучали в полную свою меру и силу. От чего немало приобрел сам спектакль. Последнюю, кульминационную сцену, в которой подгулявший подпоручик Миронов (эту роль играют в очередь Александр Андреев и Ярослав Воронцов) приглашает Глуховцева с Онуфрием выпить в номер Ольги Николаевны, — ведут Толстун и Барковский. Вообще сцена эта у Андреева — помимо того, что захватывающая, — думаю, из лучших сцен в русской классической литературе, потому что в ней действует та самая режиссура Промысла, знакомая в лучшие минуты любому художнику, не только на театре. Здесь из троих главных участников сцены — Глуховцев, Ольга, Онуфрий — никто не думает о себе, поэтому Бог и спасает. В спектакле Цуркану это самая красивая сцена, и звучит она, по-моему, сильнее, чем в первоисточнике. В номер Ольги Николаевны Онуфрий, сопровождая Глуховцева, входит нехотя, поневоле, чувствуя, конечно, что добром все это не кончится, но как-то быстро понимает, что путей к отступлению нет, и незаметно ни для кого становится внутренне собран, сосредоточен. Виртуозный артистизм Барковского даже избитым, казалось бы, актерским фокусам (рюмка в кармане пиджака) находит место и оправдание — Онуфрий отшучивается, мастерски переводит на себя внимание гостя, собственной спиной загораживая от него вызывающее нерасположение Глуховцева. Но все эти его усилия и трюки тщетны, потому что на сцене появляется Ольга и в ее присутствии герою Дьячкова все труднее владеть собой. Находчивый Онуфрий отпихивает ногой за дверь бутылку спиртного, увлекая за ней хмельного уже подпоручика, но восторженный Миронов рвется к благородному обществу — оба исполнителя роли, и Андреев, и Воронцов, в дуэте с Барковским от души играют комедию, но тонкий подтекст Барковского не отпускает внимание зала: не отрываясь от подпоручика, Онуфрий держит в поле зрения всю сцену. Рядом с этой роскошной парой тоже комедию, и тоже с подтекстом, но с другим, играет и Ксения Каталымова, поскольку затеявшая все это ее Евдокия Антоновна, как и Миронов, чрезвычайно приятно оживлена, лишь иногда сквозь гортанный ее хохоток прорываются нотки истерики человека в отчаянном положении, опустившегося так низко, что уже и не подняться теперь. Тем пронзительнее звучит по отношению к ней интонация дочери: «…дайте ей рюмку коньяку, она озябла». Героиня Толстун тут, кажется, всем все простила и отпустила, и матери, и Глуховцеву, который ее задевает и оскорбляет, — только не себе самой. Еще в на чале этого мрачного уже веселья Онуфрий, между прочим, успел спрятать за дверь шашку Миронова. Но все напрасно. С этой самой шашкой наголо герой Дьячкова все-таки выходит на подпоручика, и тот выхватывает из кобуры револьвер. Надо слышать, как быстро замирают в зале смешки сразу не разобравшихся что к чему зрителей, сменившись удивленной тишиной, — такое совершенство человеческого взаимодействия начинается здесь на сцене. Это и есть музыка спектакля Цуркану. Партитура Толстун и Барковского здесь открывает перспективу партнерам. Шашку из рук Глуховцева вынимает Ольга Николаевна, и от этого ее движения к нему, словно бы ограждающего от всего, что вокруг, он сразу делается тихим и кротким. Рыдать он будет в финале, но, кажется, эти слезы родились у героя Дьячкова вот в эту минуту, когда Ольга, развернувшись от него к подпоручику, пошла навстречу направленному теперь уже на нее револьверу: «Убейте!» — Полина Толстун берет здесь такую высокую ноту, что могла бы, наверное, укротить любого, но бросившийся на Миронова Онуфрий, повалив подпоручика на пол, отнимает у него револьвер. Здесь вообще у Цуркану что ни минута, то возвышенной пробы, так неожиданно в свободных его мизансценах поворачиваются друг к другу и открываются лица и души, и, если б не комические вопли Евдокии Антоновны и крики «Засада!» попавшего как кур в ощип подпоручика, зритель утонул бы в слезах. Так Ольга, которую вместе с матерью Онуфрий гонит из номера, уходя, вдруг на коленях целует ему руку — он все еще на полу, с под- поручиком, но пытается к ней приподняться: «Ольга Николаевна, что Вы!» Мягкий свет, осветивший эту их мизансцену на одной из наклонных площадок Фирера, на мгновенье задерживает на ней режиссерский и зрительский взгляд, оставляя в памяти встречный жест редкого внутреннего благородства — она опускается на колени, но это он глядит на нее снизу вверх — жест Толстун, Барковского и Цуркану. Когда Ольга уходит, все остальное Онуфрий берет уже на себя. Самоотверженно, мудро и милосердно герой Барковского режиссирует путь противников к взаимному снисхождению и примирению, и сцена, обещавшая чуть ли не кровавую развязку, завершается высокой лирикой, репликой потрясенного до глубины души подпоручика: «Милые вы мои, давайте говорить о Боге…». Но вся эта большая сцена — и была один такой разговор. Лирика в спектакле Цуркану рождается в полифоническом звучании драмы, не отменяет и не заменяет ее собой.
............

полностью статья здесь: http://ptj.spb.ru/archive/n59/director-school-59/dni-lyubvi/

Ирина Бойкова
ПТЖ №1 (59), февраль 2010 г.

............

Сцена пикника на Воробьевых горах решена постановщиком как веселый студенческий праздник, который сопровождается шутками и смехом, всякого рода розыгрышами и любовными поцелуями. И, конечно же, стаканами вина. При этом на первый план выходят Сергей Барковский (Онуфрий) и Сергей Дьячков (Глуховцев). В их исполнении много заразительности, подлинной увлеченности и настоящего мастерства. У Барковского Онуфрий прежде всего удивительно добр и обаятелен. Он настоящий центр компании. В конечном счете почти все происходящее на пикнике так или иначе связано с его личностью. Он и захватит с собой чайник, и расскажет к месту какую-нибудь историю, и позволит посмеяться над собой, если кому-то этого так хочется. Но главное — он на все будет смотреть полным настоящей мудрости добрым взглядом. Он не может не нравиться — и действительно нравится всем. А немножко и самому себе. Во всяком случае, он хорошо знает победительность своего обаяния. Совсем другое — Сергей Дьячков. Его Глуховцев натура сложная и пылкая. Он живет напряженной внутренней жизнью. Сосредоточен на мучительных вопросах бытия. И в то же время поглощен страстной любовью, которая, как ему в этот момент кажется, снимает все проблемы смысла жизни. Может быть, только в его Глуховцеве чуть сильнее волевое начало борца, чем это нужно для скорее неврастеничного, остро чувствующего юноши. Такой Глуховцев вряд ли уступит свою Оль-Оль и спасует перед властью обстоятельств.

..................

полностью статья здесь: http://ptj.spb.ru/archive/n59/director-school-59/eshhe-tri-sna/

Юрий Чирва
ПТЖ №1 (59), февраль 2010 г.

8 сентября в 19.00 на сцене музея Ф. М. Достоевского театр-студия «Зачарованный зонтик» покажет спектакль «Можно попросить Нину?» по повести Кира Булычева.

В ролях – заслуженный артист РФ Сергей Барковский, Ольга Мирошникова, а также Ксюша Василькова и Мадина Карданова.

Билеты можно приобрести в кассах Молодежного театра на Фонтанке (набережная реки Фонтанки, 114), в кассах «Такого театра» (ул. Восстания, 53), в музее Достоевского (Кузнечный пер., ) перед началом спектакля или заказать по телефону +7 911 7425745. Цена 200 и 300 рублей.

Телефонные провода фантастическим образом проходят сквозь время и соединяют 1972 и 1942 года, мирный Ленинград с блокадным городом. Находясь в одной и той же квартире, разделенной тридцатью годами, герои – немолодой уставший от жизни инженер и голодная замерзающая девочка – пытаются помочь друг другу.

Сергей Барковский и Ольга Мирошникова блестяще играют этот сложнейший для исполнения материал – идущий на сцене телефонный разговор – раскрывая такие нюансы психики и поведения, что зритель полностью погружается в атмосферу двух эпох и чувствует себя наблюдателем, притаившимся в темном уголке этой непостижимой квартиры.

Вкупе с необычной режиссурой бессменного руководителя театра-студии Евгения Радкевича и музыкальным сопровождением, сочетающим музыку Эдуарда Артемьева и работающей в стиле progressive группы “Arena”, получается захватывающее зрелище, в котором каждый – и ребенок, и взрослый зритель – найдет что-то свое.

Новости Санкт-Петербурга
07.09.2010
http://newsdale.ru/article/show/11032

ВИДЕОСЮЖЕТ с участием Сергея Барковского

Постановкой «Можно попросить Нину» петербургские актеры готовятся отметить 8-ое сентября – начало блокады. Генеральная репетиция прошла сегодня в доме Радио.

Типовая городская квартира семидесятых годов прошлого века. Ситуация тоже типичная. Накануне поссорились, а сегодня Вадим Николаевич звонит, чтобы помириться. На том конце провода Нина, но другая. По задумке автора пьесы герои живут в Москве. Режиссер спектакля перенес действие в Ленинград.

У героя за окном семьдесят второй год. В комнате горит свет. На столе свежие газеты. Работает телевизор. В холодильнике замороженная французская курица и марокканские сардины – 60 копеек за банку. Нина не верит, что такое возможно.

У Нины год сорок второй. Ленинград. Блокада. Окна заклеены крест-накрест. В комнате холодно и темно. И она не понимает, кто он, этот мужчина на другом конце провода.

В роли Вадима – Сергей Борковский. Нину играет актриса Ольга Мирошникова. В этой постановке ребенок не смог бы сыграть ребенка.

Евгений Радкевич, режиссер спектакля «Можно попросить Нину»:

«Девочка почему-то не тянет эту девочку. То есть, наверное, в жизни нужно что-то такое пережить, чтобы тянуть эту блокадную девочку».

Они познакомились по телефону. Подружились. Всего полчаса разговора, а Вадим помог Нине выжить. Телефонная связь между прошлым и будущем порвалась. Но история не закончилась. Как сложилась судьба Нины, удалось ли им встретиться в 72-ом – об этом в премьерном спектакле «Можно попросить Нину».